Читра Дивакаруни - Дворец иллюзий

Но флейта звала и звала меня, нежно, но настойчиво, не желая дать мне отдохнуть. Я кричала, чтобы меня оставили в покое. Я слишком устала, а мир был слишком жестоким. Но ее навязчивые звуки поймали меня и потянули обратно через пропасть. Когда я проснулась (уместно ли тут слово проснуться?), Кришна водил руками у меня над лицом.

— Будь сильной! — сказал он. — Такова природа войны, и ты не единственная, кто испытал ее удар. Как победитель, ты не можешь принять такое забвение. Множество обязанностей ожидает тебя. Мы поговорим об этом снова, но сейчас я должен тебя покинуть. Бхима уже пустился в погоню за Ашватхамой, Арджуна и я должны помочь ему, иначе Ашватхама убьет и его тоже.

Они настигли Ашватхаму возле Ганга, куда он бежал, рассказав умирающему Дурьодхану, что он сделал. Ашватхама бился с Арджуной, направив против него всю силу своего отчаяния, а когда стало ясно, что он не сможет победить, он высвободил страшное оружие — Брахмастру, и произнес:

— Да избавится земля от семени Пандавов.

Арджуна нанес ответный удар, послав навстречу свою собственную астру.

Вьяса пишет: «Когда огни перечеркнули небо, океаны начали испаряться, а горы рушиться. Мужчины и звери закричали в ужасе от того, что ткань мира должна была вот-вот порваться. Наблюдая со стороны истории, я был вынужден вмешаться, хоть это и не мой выбор. Я шагнул между огнями и поднял руки. Силой моего искупления на мгновение астры были обездвижены. Я упрекнул воинов в том, что они забыли себя и свои обязанности по отношению к земле-богине. Я потребовал, чтобы они сложили оружие».

Арджуна повиновался, но Ашватхама Испорченный (как его будут называть отныне) уже не обладал властью отозвать свою астру назад. Пока он бормотал бесполезные рифмы, она направилась на нерожденного ребенка в утробе Уттары. В своем шатре женщины увидели зарево в небе.

Воздух стал таким горячим, что больно было дышать. Женщины не знали, что приближалось к ним и почему. Субхадра метнулась к Уттаре — Уттаре, которая носила в себе единственную надежду Пандавов — и воззвала к Кришне. Последним, что она почувствовала перед тем, как упасть в обморок, была туманная стена прохлады вокруг них. Так Парикшит, которого Юдхиштхира посадит на трон в Хастинапуре тридцать шесть лет спустя, был спасен.

Когда Бхима вернулся, он вложил мне в руку самую дорогую вещь, которой владел Ашватхама, — легендарный драгоценный камень, который был помещен богами ему на лоб в золотые дни его жизни. Камень обладал силой защищать своего владельца от оружия, болезней и голода. Я смотрела на драгоценность, переливающуюся всеми цветами в моей руке, с окровавленными краями, потому что Бхима вырвал ее из Ашватхамы. Когда-то я почувствовала бы восторг, овладев таким уникальным предметом. Я поместила бы его на самом видном месте во Дворце иллюзий. Сегодня в нем было не больше смысла, чем в куске глины. Хуже того: каждая из ее сверкающих граней, казалось, отражает лицо одного из моих близких людей в муках смерти.

Мне хотелось убрать ее подальше из поля зрения, но я знала, что Бхима в тяжелом бою отнял это у Ашватхамы, надеясь утешить меня. Чтобы угодить Бхиме, я отдала драгоценность Юдхиштхиру и попросила его носить ее в своей короне. Он взял ее, но на лице его отражалась странная апатия. Я видела, что он принимает ее только потому, что я его об этом попросила. У меня закружилась голова. Казалось, что время запульсировало вокруг меня, словно ветер поднял рябь на воде. Я увидела, что так мы и проживем следующие десятилетия, принуждая себя к тому или иному ожидаемому действию, надеясь принести друг другу хоть крупицу счастья, тщательно исполняя свой долг. Но в лучшем случае это принесет слабое утешение. Счастье, как озорная птичка, прыгающая с ветки на ветку, по-прежнему будет ускользать от нас. Последние слова Дурьодханы, сказанные Юдхиштхире, эхом звучат в моей голове: «Я ухожу на небеса, чтобы наслаждаться всеми его радостями со своими друзьями. Ты же будешь править царством, населенным вдовами и сиротами, и просыпаться каждое утро, чувствуя горечь утрат. Так кто же из нас победитель, а кто побежденный?»

Стойкое, беспощадное, всевозрастающее зловоние преследовало нас все время, пока мы скорбно шли по полю боя, разыскивая своих мертвых. Я крепко сжимала губы, чтобы меня не вырвало. Там, где раньше солдаты готовили пищу, теперь зажигались погребальные костры — их было столько, что впереди ничего не было видно из-за дыма. У меня щипало в глазах. Чандаалы, чьей работой было сжигать тела, бегали от костра к костру, размахивая дубинками и покрикивая на скорбящих, призывая их соблюдать дистанцию. В одних набедренных повязках, покрытые полосами от сажи и пота, они были похожи на стражей ада. Дальше, за их спинами, я увидела странную картину. Поле было полно белых фигур. Моему спутанному больному сознанию они показались чем-то вроде тех бескрылых птиц, которые, как сообщают поэты, живут на северном краю земли, где не растет ни трава, ни злаки. Они двигались беспорядочно, будто заблудились в бурю и очутились в какой-то странной незнакомой местности. Время от времени они издавали пронзительные нечленораздельные крики. Мгновение спустя я поняла, что это были не птицы, а вдовы — пришедшие из Хастинапура, Индрапрастхи и множества других городов Бхарата. Они собрались, чтобы сделать то, чего птицы и звери не делают — потому что только у людей существуют подобные печальные обычаи. Они пришли опознать своих мертвецов и совершить над ними последний обряд.