Некоторое время мы молчали. Темный сгусток вибрирующего страха заполнил всю комнату. От его прикосновения по коже бежали колючие ледяные мурашки, а живот ныл от ужаса и восторга.
— А может, — слабо выговорила Лариска, — лучше выбежим после двенадцати на улицу и спросим имя у первого встречного? Я вспомнила: кто тебе первый встретится, так твоего суженого звать будут.
И тут Лолита запрокинула голову и раскатисто засмеялась. Ее черные, как волчьи ягоды, глаза были злыми и насмешливыми — в них плескалась недобрая, непонятная нам победа.
— Ладно, — кинула она. — Идем одеваться. Скоро двенадцать. Давай договоримся: мой прохожий — первый, Валькин — второй, твой, — она пренебрежительно ткнула пальцем в Лару, — третий.
Первого прохожего звали Димой. Второго — Валерий. Третьего — Анатолий…
А вскоре наша дружба, которую мы соображали, словно алкоголики, на троих, распалась без следа. После восьмого класса пухлая хохотушка Лара ушла от нас в строительное ПТУ и пошла по рукам, любясь направо и налево и потребляя сперму с водкой примерно в равной пропорции, по принципу — выпивка и закусь. Ее след потерялся. Лишь полгода назад она позвонила мне и, с нелепым смешком, сообщила, что недавно ее изнасиловали сразу трое. Ее голос звучал как-то болезненно гордо.
Лолита уехала с родителями в Америку. По слухам, ее отец — ученый-историк, вступил там в Церковь Сатаны, основанную легендарным Ловеем. В единственном присланном мне письме Лола сообщала, что вышла замуж и ждет ребенка. Мужа ее звали Дима.
Я осталась одна.
И снег десяти Крещений вымел из моей памяти зыбкую и неверную девчоночью дружбу.
* * *
— Ты останешься сегодня?
— Нет, не могу. У меня дела…
Валера сжал зубы и сделал сурово-неприступное лицо. Он всегда сжимал зубы так, словно смыкал забрало. Это был классический прием самообороны против моих униженных просьб. Наверное, в этот миг в глубине души он мнил себя рыцарем.
Глядя на свое безрадостное отражение в черном окне кухни, я молча мусолила в пальцах фильтр сигареты. Губы у меня были как у обиженной лягушки. Когда я расстраивалась, сразу же становилась жутко некрасивой. И знала это. И от этого расстраивалась еще больше.
— Хороший получился праздник… — бесцветно сказала я только для того, чтобы показать — предыдущая тема разговора снята с повестки дня.
— Тоже мне праздник — Крещение! Ты что, верующая? Не понимаю, почему тебе так нравится устраивать у себя дома попойки.
— Потому что, когда в этом бедламе смешиваются кони и люди, мне легче делать вид, будто я не замечаю, как ты трахаешь моих подруг!
— Опять?!
— Двадцать пять. Света мне все рассказала: вы вчера были вместе в кино…
Целый вечер эта информация мучила меня словно несварение желудка. Да и как, скажите на милость, я могла ее переварить?
«Мы вчера ходили с Валериком в кино… Ты разве не знала?»
— В кино! — вспыхнул он. — В кино, а не в койке! Мы случайно встретились… Я что, не имею права?
— Не имеешь.
— Я тебе не муж!
— Объелся груш.
— Что за детские приколы?! Чего ты от меня хочешь? — С некоторой натяжкой этот вопрос можно было счесть попыткой решить конфликт.
— Хорошо, — незамедлительно воспользовалась я поблажкой. — Обещай мне, что больше никогда не будешь разговаривать со Светой. Обещаешь?
— Что? — возмущенно взревел он. — Я уже и поговорить с ней не имею права? Да тебя зашкалило! Твоя неуместная ревность…
— Моя ревность вполне уместна. И не воображай, будто я переживаю из-за твоих измен. Проблема в том, что я люблю тебя больше, чем себя, и ревную себя к тебе. Вот!
Я горделиво задрала курносый нос.
— Что за ерунда! — Валера окончательно вышел из себя. — Ты можешь говорить как нормальный человек?
— Пожалуйста, еб твою мать!
— Все. Я у-хо-жу, — отчеканил он по слогам. — Я не собираюсь тратить время на бессмысленные препирательства.
— Боже, какая ценная потеря! — Мою душу выворачивало наизнанку от обиды, рвало сгустками боли и злости. — Ты потратил на меня свое время? Не переживай, я тебе его верну! Неделю, месяц, всю жизнь без меня!!!
— Я ухожу.
— Вали!
Следующая мизансцена была разыграна точно по Чехову: «И она ушла! В другую комнату». Валерка хлопнул дверью и отправился к гостям. Конечно, если бы я по-прежнему упрашивала его остаться, он мог бы со спокойной душой вернуться домой. Но теперь, когда я встала в позу и выставляю его сама, выдворить его отсюда был способен только отряд милиции. И не нужно родиться Кассандрой, чтоб предсказать: наплевав на «дела», он повиснет на Светке или Анжеле и начнет тискать их у меня на глазах. А если совсем охамеет, может даже поинтересоваться с невинным видом: «Ты не против, если мы у тебя переночуем?»
Читать дальше