Лада Лузина - Я - ведьма!

Да, сейчас он любил меня. И любил во мне свое солнечное, беззаботное, бессребреное — мальчишеское «Я». Но любовь не меняет людей. Она проходит, а люди остаются прежними. Любовь проходит, как проходит лето, а дома стоят там же, где стояли, и деревья растут на прежнем месте, и все так же ходят трамваи и троллейбусы. Только небо серое, и ветви черные, и холод пронизывает тебя насквозь. Да, будет новое лето — новая любовь. Но уже не со мной. А нашу невозможно удержать — вечное лето бывает только в Африке.

Так зачем думать об этом? Через месяц я уеду к Сереже и, скорее всего, выйду за него замуж. Юлик женится на Миле. Лето пройдет, и все пойдет своим чередом.

Но чем бы он ни закончился, наш роман, я буду вечно благодарить Бога за то, что он был в моей жизни. Потому что никогда в своей жизни я не была, да и не буду, наверное, так ослепительно, так невероятно счастлива!

Простыни уже угорели. Высокоградусное лето фанатично вылизывало их горячим широким языком, не оставляя ни пятнышка прохлады. Флегматичный шелк напоминал измятую, покрытую жирными пятнами фольгу, в которую заворачивают курицу, предварительно уморив ее в духовке. На потолке трепетала паучья сеть.

Я потянулась к кнопке вентилятора, старого, металлического, доставшегося мне от дедушки, похожего на пропеллер давно списанного в утиль самолета. Он взвыл и воинственно забарабанил по мертвому воздуху кожаными лопастями. Я направила холодную струю в лицо Юлию. Оно было мокрым. Никаким. Жара и трехчасовой секс высосали из него все краски.

И все же это было самое прекрасное в мире лицо, и я смотрела на него взахлеб.

Почему счастье всегда так чудовищно банально и почему мы так редко понимаем это, стремясь к оригинальным изыскам? Вот оно, простое, как огурец! Ни в одной точке мира я не была бы так счастлива, как сейчас, глядя на это светлоглазое, рыжее, уже тронутое зрелостью лицо, помноженное на мою солнечную любовь.

Мое золотое лицо… Золотая кожа вырождения. Золотая кожа Юлия пахла, как осенние листья, как страницы моих любимых старых книг, которые я узнала бы по запаху даже с закрытыми глазами. Потому что «Бесприданница» Островского пахла суше и строже, чем теплая «Джен Эйр», от которой пахло моим детством — это был бледно-розовый запах. Запах «Бесприданницы» словно поджимал бледные губы и напрягал черты лица, а запах Джен улыбался мне. Не знаю, как еще объяснить…

Я всегда поражалась умению парфюмеров-патологоанатомов расчленять запахи духов на отдельные компоненты. Но знаю точно: кожа Юлия пахла угасшим золотом, его подмышки пахли уютом, его руки пахли абсолютным доверием.

— Я люблю тебя, — сказала я.

Еще одна банальность в абсолюте.

— Любишь? — спросил он поежившись.

— Любишь? — немного испуганно.

— Любишь? — на этот раз тревожно: «А любишь ли?»

— Люблю.

Он улыбнулся слабо и неуверенно — и я любила эти сомневающиеся губы недоласканного ребенка и эти глаза, безуспешно пытающиеся поверить мне. Юлий хотел верить мне, но не мог.

— Моей жене ты говоришь то же самое, — бессильно выдохнул он.

— Но я действительно люблю твою жену, — улыбнулась я.

Разве я виновата, что на все случаи жизни люди выдумали одно-единственное слово «любовь»?

— Как ты можешь любить женщину, муж которой твой любовник? — В его голосе была безнадежность.

— Но ведь ты любишь свою жену?

— Не знаю… — протянул он.

— Зато я знаю. Ты ее любишь. И меня тоже. Ведь так?

— Наверное… может быть… — В его глазах было извечное отчаяние мужчины, заблудившегося среди двух сосен — жены и любовницы.

— Если ты любишь и меня, и ее, почему ты отказываешь мне в праве любить и ее, и тебя? — пошутила я.

Моя безмятежность успокаивала его и в то же время тревожила, потому что казалась алогичной.

— Я люблю вас по-разному… — сказал он, помолчав.

— И я люблю вас по-разному, — рассмеялась я.

— Но это ведь невозможно! — взмолился он, упрашивая меня переубедить его в обратном.

Он не понял шутки. Ему хотелось гармонии, пусть и нелогичной.

— Каждый раз, когда я вижу тебя у нас дома, я думаю: как ты можешь так честно смотреть ей в глаза?

— Наверное, потому, что я ничего у нее не краду.

— Значит, я для тебя ничто? — напрягся Юлий.

— Нет, ты для меня — все! — ответила я честно. — Но мы с ней любим разного Юлия. С тем Юлием, которого люблю я, она даже не встречалась. Таким ты бываешь только со мной. А того человека, которого любит она, — любит только она. Ничего удивительного в этом нет. В каждом из нас живет несколько людей. И мало кто находит партнера, способного удовлетворить сразу все запросы. Хотя бы потому, что потребности эти часто взаимоисключающие. С одними тебе хочется быть крутым, а с другими — умным и чутким, с одной женщиной — Дон Жуаном, а с другой — Ромео. Поэтому одно «Я» удовлетворяется женой, другое — коллегами, третье — любовницей, четвертое — друзьями, не говоря уже о пятом, шестом и сорок первом.