Лада Лузина - Я - ведьма!

Ведь это совершенно разные вещи!

— Артем съехал от меня почти месяц назад.

Как она сразу не догадалась — ведь графин с зельем был пуст? Впрочем, как она могла догадаться, ведь она думала, что отдала его Алене…

— И перестаньте звонить сюда! — Алена явно намеревалась бросить трубку.

— Подождите! — вскрикнула Иванна. — Это звонит его бывшая девушка Тома. Я знаю, вы до сих пор любите его…

— Вот уж нет, — безразлично заявила ее собеседница. — Ни капли.

— Но он вас любит!

— Ничего подобного. Он дурной какой-то… Месяц назад вдруг вспомнил о девушке, с которой встречался раньше. И просто помешался на ней. Иванна ее зовут. Ей теперь и трезвоньте.

Карамазова молча сбросила звонок. Ее руки дрожали. Она стремглав кинулась в комнату, подбежала к рабочему столу:

— Бабушка моя, я схожу с ума… — выдохнула ведьма.

Две восковые фигурки — Тёмы и Алены — лежали на том же месте, где она их оставила, целые и невредимые — без дыр от иголок. Две иглы: красная — любовь, синяя — холод, валялись рядом, без следов воска на острие.

Иванна не совершала ритуала!

Почему же Алена охладела, а Артем воспылал страстью?

Существуют ведьмы, которым достаточно посочувствовать больному, чтобы тот выздоровел, и достаточно осудить злодея, чтобы он был наказан… — напомнила ей бабушка Ева. — Но вряд ли ты когда-нибудь…

— Неужели я способна на такое?! — поразилась колдунья.

Впрочем, это только легенды…

Однако «больная» выздоровела от любви! А «злодей» наказан любовью! С тех пор прошел месяц. Тёма вот-вот появится здесь…

Словно отзвук ее мыслей, длинно звякнул дверной звонок.

Но она не спешила открывать «жениху».

Взяв зеркальце со стола, ведьма заново изучила свое изуродованное годами лицо.

— Если я не убивала его, отчего я состарилась на целых пятнадцать лет? — испуганно спросила она себя.

Если в перспективе они собирались натворить столько подлостей, значит, они уже сейчас падлы и бью я их вполне заслуженно, — ответил ей убежденный голос Сашка.

И ему нельзя было отказать в своеобразной логике.

— Вопрос лишь в том, — криво улыбнулась Карамазова отражению, — кто наказал меня за злонамеренность? Господь? Или я сама?

— Вот такая история… — окончила Карамазова и затушила сигарету в пепельнице. — Не веселая, но весьма поучительная.

— Так чем же все окончилось? — нервно спросила Могилева. — Я что-то не поняла. Бывший жених пришел к тебе вчера и…

— И ушел. Ему предстоит долгий-долгий путь.

— А что с ним будет дальше?

— Он женится на Томе, чтобы притупить не проходящее чувство вины.

— А тебя Бог состарил за то, что ты хотела убить его?

— Нет, Наташа. Если бы я действительно хотела убить Артема, он был бы мертв…

Ведьма подошла к бесснежному темному окну, постучала пальцем по стеклу, и в ту же секунду, словно рыбки на зов хозяина, к ее пальцу поплыли с неба белые снежинки.

— Бог поступил со мной иначе — он наделил меня даром осуществлять свои желания, — произнесла она. — Мне достаточно захотеть чего-то, и это станет явью. Но мысли и желания — не одно и то же. Формулируя в уме мечты, мы зачастую хотим совсем иного. Иногда прямо противоположного. Я приняла решение убить Артема. Но в глубине души не хотела ни погибать сама, ни убивать его — я жаждала справедливости. И я получила ее! Алена разлюбила и избежала страданий, Тёма раскается, а я… наказана. Я сама вынесла себе приговор — пятнадцать лет лишения жизни, потому что хотела быть наказанной с того самого первого дня, когда убила главного режиссера, до того часа, когда признала за собой право убивать. Вина — вот ампула с ядом, которая была зашита в моем сердце.

— Но твой режиссер был сволочью! — попыталась возразить Наташа.

— То же самое говорила себе и я, — кивнула ведьма в ответ. — Пять лет я была слепа и глуха к истине Я думала о мести. Не за минувшие обиды — за свое вечное ведьмачество! Я винила в нем Артема, Людина, свою дурную кровь, даже Господа Бога… И только одна простая мысль не приходила мне в голову все эти годы: виновна я сама.

— В чем?! — возмутилась певица. — В том, что тебя подставили, надругались, уволили на хрен?!

— Я стала ведьмой не после того, как меня изнасиловали и предали, а после того, как убила человека! Все дело в том, моя дорогая, что, какой бы справедливой ни казалась нам кара, в процессе ее преступник теряет только свою жизнь, а палач — душу.