Кэрри Лонсдейл - Все, что мы оставили позади [litres]

Пальцы Фила сжались в кулак, и его лицо снова скрылось под обычной маской. Он вытянул руку в сторону и театрально поклонился.

– Это, леди и джентльмены, и есть то, что я называю прогрессом в отношениях. Мама, твой психотерапевт будет доволен. – Фил посмотрел в глаза Джеймсу, и его взгляд был искренним. – Спасибо за то, что вспомнил.

Джеймс пересек комнату и отдал Томасу бумажник. Их взгляды встретились, и они поняли друг друга. Джеймс будет хранить секрет старшего брата. Если Джеймс рос, желая стать художником, то Томас всегда хотел быть агентом. По крайней мере, Томас придумал способ совмещать работу в Управлении по борьбе с наркотиками и следить за делами «Донато Энтерпрайзес». Потом Джеймс положил на кофейный столик помолвочное кольцо Эйми. Клэр ахнула:

– Это кольцо ты подарил Эйми? Она никогда не была тебя достойна.

– Нет, мама, – ответил Джеймс, направляясь к двери. – Это я не был достоин ее. Но я пытаюсь стать лучше.

Клэр повернулась к нему:

– Куда ты идешь?

– Домой, к своей семье. Ах да, и еще одно. – Джеймс щелкнул пальцами, когда подошел к двери, потом указал на Фила. – Прошу прощения за то, как я обращался с тобой, когда мы были детьми. Но если ты посмеешь позвонить или написать Эйми, зайти в ее кафе, или появиться одновременно с ней в одном и том же долбаном продуктовом магазине, или хотя бы произнести ее имя, я подам на блюде твои яйца местному полицейскому управлению.

Возможно, он так и сделает после того, как обсудит это с Эйми.

Джеймс тихо закрыл за собой дверь, направляясь к выходу из отеля и оставляя позади всех тех сумасшедших, которые составляли семью Донато.

Джеймс остановился возле торгового центра в Принсвилле. Он сфотографировал в витрине табличку о сдаче в аренду пустующего торгового помещения, потом зашел в магазин художественных принадлежностей и купил много всего, включая очень большой холст. Позже он закажет еще. И разузнает все о местных школах и возьмет документы для регистрации.

К дому Наталии он подъехал уже ближе к вечеру. Джеймс позвонил заранее, и они ждали его на подъездной дорожке. Марк рванулся к отцу, прежде чем он вышел из такси. Джеймс обнял сына крепко-крепко.

Водитель такси открыл багажник с покупками Джеймса.

– Вау! – Марк выскользнул из отцовских рук.

– Это зачем? – спросила Наталия, когда он выгрузил холст.

– Я должен написать закат.

Она поймала его взгляд, потянула себя за кончики волос, и глаза у нее увлажнились.

– Правда?

– Правда. – Джеймс притянул ее к себе и крепко поцеловал, удивленный тем, как успел соскучиться по ней за такое короткое время.

Он поднял голову. Ему хотелось посмотреть на женщину, которая повела себя совершенно невероятно. Ее лицо застыло от эмоций, и она легонько ткнула его в плечо.

– Черт, ты заставил меня плакать.

– Тогда, может быть, мне не стоит писать закат?

– О нет! Ты напишешь мне закат. Я ждала этого годами, и я не отпущу тебя, пока ты не закончишь.

– А что, если я не собираюсь никуда уезжать?

Удивление на ее лице было почти комичным, а потом она расплакалась. Ее эмоции глубоко тронули Джеймса, и у него самого перехватило дыхание.

– Иди сюда, Нат.

Он притянул ее к себе, и она крепко обняла его.

Через ее плечо Джеймс увидел Джулиана, который опасливо наблюдал за ними.

– Дай мне секунду, – шепнул Джеймс на ухо Наталии.

Джулиан медленно кидал баскетбольный мяч и не спешил подходить ближе. Джеймс наблюдал за старшим сыном и его внутренней борьбой. Был ли отец честен, когда говорил, что никогда не оставит его?

Джеймс сообразил, что не стоит давить на Джулиана. Он попросил Марка взять большой холст. Тот закачался от его тяжести, и Наталия захихикала. Джеймс подошел к Джулиану и раскрыл объятия:

– Иди сюда, сын.

Джулиан сделал шаг, бросил мяч, поймал, потом сделал еще один шаг. Его крепко сжатые губы задрожали, когда он наконец отшвырнул мяч в сторону и пошел к Джеймсу.

– Я люблю тебя, папа.

Клэр Донато устала от давящей жары Пуэрто-Эскондидо и бесконечной вереницы муравьев, марширующих вверх по стенам ее дома. Она устала от солнечных ожогов и песка, который всегда оказывался в самых неподходящих местах. Она устала от того, что внуки называют ее сеньора Карла. Какое ужасное имя. Она и сама не знала, почему его выбрала. Это была импровизация. Клэр не собиралась общаться с сыном и внуками. Ей хотелось только понаблюдать, увидеть собственными глазами то, в чем наконец-то признался Томас. Ее младший сын был жив, но ради его безопасности ему надо было прятаться у всех на виду. «Не подходи к ним, не общайся», – говорил ей Томас, как будто сам был агентом ФБР.