Джей Макинерни - Модельное поведение

Брук читает стенограмму заседаний Военного трибунала ООН. В изголовье кровати у нее висит карта бывшей Югославии: Сараево, Мостар, Серебреница и другие печально известные города обведены красной ручкой. В последнее время она взяла курс на изучение современной истории зверств в Центральной Африке.

В поисках чашек я обнаружил попкорн и немного оливкового масла. Смешал все в кастрюле, приготовил и как бы ненароком поставил на постель рядом с ее тонкой, покрытой веснушками рукой.

— Как сумасшедший Даг?

Это мое ироничное прозвище для доктора Дага Халливелла, нынешнего претендента на руку и сердце Брук; Даг хирург-травматолог, с которым она познакомилась в отделении скорой помощи нью-йоркской больницы, когда съехала по ступенькам у себя в университете Рокфеллера. На мой взгляд, он не мог претендовать на мою сестру, не говоря об ее заживших частях тела. Я и не представлял себе, что он уже сумел овладеть хотя бы одной из них, ведь Брук была в депрессии по случаю только что печально закончившегося брака.

— Я бы попросила тебя перестать его так называть. Даг в порядке. А как поживает Манекен? Она уже выучила алфавит?

— Она в Сан-Франциско на съемках. И чтоб ты знала, она взяла в самолет «Анну Каренину».

— Я чувствую, как тебе нравится это говорить. «На съемках. На площадке». Освоил язык гламурной промышленности?

— Хорошо, пусть она будет просто в командировке.

— Ты знаешь, одна из причин, почему хуту ненавидели тутси, была в том, что тутси считались более привлекательными. Высокие, тонконосые, светлокожие.

— Ты полагаешь, что однажды секретарши Форда могут подняться и переубивать всех моделей?

— Похоже, она много путешествует в последнее время.

— А почему бы и нет?

— Хм-м-м.

Брук не любила Филомену. Та ей платила тем же и называла «птичницей-отличницей», что говорило о проницательности, в которой Брук ей отказывала. Мне было довольно сложно держать нейтралитет, но хотя я привык к скепсису Брук по отношению к моей обожаемой, сегодня меня что-то беспокоило. Что может знать Брук, чего не знаю я?

Почему мне все время кажется, что кто-то располагает более полной информацией, чем я? В принципе, Брук знает очень много вещей, о которых я даже не подозреваю: разницу между натуральными и ненатуральными числами, значение принципа индетерминированности Хайзенберга, теорему о неполноте Гёделя, возможные последствия Банья Лука. До последнего времени она училась, писала работу по физике в аспирантуре университета Рокфеллера, но сейчас у нее затянувшийся перерыв, она в депрессии и страдает приступом острого сочувствия роду человеческому. Моя сестра как младенец под колпаком, который родился без иммунитета. У нее начисто отсутствует защитная мембрана, которая должна фильтровать шум и боль, исходящие от других существ. Она впитывает все в себя. (Мама и папа думают, что это следствие увиденного ею в семилетием возрасте убийства.) И несмотря на то что этого было бы достаточно, чтобы укокошить большинство из нас, Брук все-таки оказалась не в числе большинства.

— Ну расскажи мне, как прошел твой день? — аккуратно спрашиваю я, чувствуя, что что-то произошло то ли на глобальном, то ли на личном уровне.

— Мой день? Дай подумать… он начался с «Ежедневного шоу» с Джерри, где он рассказывал благодарной нации про протонный акселератор.

Вот оно что. Вот где собака порылась. До последнего времени Брук была замужем за необыкновенно молодым профессором Гарварда Джерри Соколофф, который написал невероятный бестселлер о квантовой физике и довольно часто появляется на телевидении, где рассказывает про субатомические феномены. Брук была его студенткой — так и начался их роман. Небольшая проблема заключалась в том, что он продолжал спать с другими студентками после их бракосочетания. Или, точнее, проблема была в том, что он не видел в этом никакой проблемы и даже настаивал на том, чтобы их всех приглашать к ним в дом в качестве подружек жены. Сложно было сказать, что же огорчало Брук больше: его неверность или частые появления на телевидении.

— Как он выглядел?

— Очаровательно. Достойно подражания. Настолько естественно взъерошенные волосы, галстук, съехавший набок, просто растерянный профессор. Перед шоу он этот галстук двадцать минут завязывает, выверяя высоту узла, как если бы он забыл его подтянуть наверх. Старательно расчесывает волосы, а потом взбивает, как будто все время рвет на себе их, размышляя над вселенскими проблемами.