Ганс-Йозеф Ортайль - Ночные тайны

Когда он вернулся в жаркую комнату, молодая женщина, к счастью, исчезла. Он сразу стал раздеваться, хотя его не покидало чувство, что за ним тайно наблюдают. Возможно, из-за этого Хойкен тщательно и очень медленно укладывал каждую вещь, однако потом быстро отправился в душ и, пока стоял под тугими струями воды, неотрывно смотрел на большой овальный резервуар, который заполнял тесное помещение почти полностью. В целом он выглядел как огромное зеленоватое яйцо динозавра, чья верхняя часть была похожа на широко открытую пасть. Хойкен закрутил кран, поднялся и, пригнувшись, вошел в эту пасть, повернулся, сел в теплую, налитую до бедер воду и дернул занавеску, которая опустилась, издав резкий щелчок. Он вытянулся и сразу почувствовал, как вода, тяжелая, почти маслянистая от растворенной в ней соли, словно выталкивает его тело. Георг почувствовал легкость и радость, как будто он парит в космосе, потому что внутри закрытого резервуара было почти темно. Одновременно он услышал звуки льющейся откуда-то музыки. «Это, собственно говоря, и не музыка, — думал Хойкен, — это скорее похоже на широкую, медленную звуковую волну, словно бьют в огромный барабан». Звуки ударов заполняли все пространство, постепенно затихая. Все это не имело никакой мелодии и, тем более, никакого ритма, словно чистый космос, эти звуки падали, словно космические капли с воображаемой небесной высоты.

Он лежал на спине, плотно прижав руки к своему телу. Эта поза всегда напоминала ему древнегреческие скульптуры юношей с их холодными улыбками. У него было что-то от их застывшей прочности, но вскоре это должно было измениться. Затылок Хойкена касался подставки, а тело было почти полностью покрыто водой, только член иногда ненадолго всплывал во всей своей упругой непринужденности, похожий на плотный, ороговевший нарост на коже купающегося бегемота. Георг закрыл глаза и расслабился, вокруг него был полумрак, а где-то в глубинах его подсознания открывалось маленькое светлое окошко.

В первые минуты он сосредоточился на музыке и попробовал освободиться от калейдоскопа событий прошедшего дня. Было хорошо оттого, что он почувствовал благотворную легкость тела, вялые покачивания рук, слабые волны на поверхности воды, пробегающие вдоль спины до самых ног. Ералаш в голове Хойкена, казалось, медленно утихал, и приглушенные одноцветные пятна мыслей бледнели. На темно-сером экране его сознания они всплывали как широкие, трепещущие на ветру полотна, которые от успокаивающего музыкального ритма натягивались и сразу же расслаблялись, расслаблялись и снова натягивались.

Казалось, его тело постепенно теряет размеры и вес и с каждой минутой все больше превращается в маленькую икринку, которая беспорядочно движется в околоплодной жидкости. Давно позабыт внешний мир. Он еще заметен, но только когда меняет свои краски — вспыхивающие и снова затухающие, которые светятся все ярче и в конце концов полностью подавляют ощущение времени.

В свое первое плавание Хойкен отправлялся со страхом. Он напряженно выпрямлялся в воде и вглядывался в крышку бака, в которой отражался, разбиваясь на светящийся орнамент из линий, танцующий на воде свет. Теперь Георг научился получать удовольствие от перехода во внутренний мир картин и звуков, плавно скользя в лабиринтах времени. Магия составления фильма давала ему острое наслаждение. В его памяти возникали отдельные тревожно мерцающие кадры, рассеянные в темноте проектором машины времени. Сначала Георг узнавал портреты, овальные миниатюры, фасады трехэтажных домов в извилистых переулках, маленькие, словно в кукольном домике, комнаты и спальни. Блуждающая камера наблюдала за всем этим сверху, а потом неожиданно устремлялась внутрь осматривать интерьер. Конечно, Хойкен не знал точно, что он видит. Фильм начинался спонтанно и дрожащими сменяющими друг друга кадрами напоминал немые фильмы прошлых лет, которые Георг просто обожал.

Этот фильм Хойкен собрал из фотографий старой хроники концерна. Здесь были иллюстрации, взятые из богато оформленного издания, которое он часто перелистывал еще ребенком. Хроника начиналась в начале девятнадцатого века биографией одного из его предков, у которого был книжный магазин в Кёльне. Позже он превратил его в небольшое издательство и добавил к нему выпуск газеты. Этот предок считался основателем фамильного дела, хотя его младший брат тоже основал такой бизнес, но только в Лейпциге. Недовольный тем, что лавры достались не ему, младший брат переименовал издательство, убрав из названия их фамилию, чтобы ничего не напоминало ему о семье.