Всеволод Петров: Турдейская Манон Леско

— Я не желаю слушать никаких объяснений, — сказал я, — это недостойно — говорить такие вещи.

Я решительно сел у печки, показывая этим, что готов к дальнейшей борьбе. Все притихло в вагоне в ожидании неслыханной ссоры. Я чувствовал, что способен убить Левита. Вера тихонько всхлипывала, повернувшись ко всем спиной.

Левит заворчал и полез на нары. Вера поплакала и собралась уходить. Я встал, все еще взволнованный, и очень серьезно, почтительно подал ей пальто.

— Что вы делаете с Верой? Она обмерла. Я думаю, никто в мире никогда не подавал ей пальто, — сказала мне Нина Алексеевна. — Вообще Вера довольно противная девчонка, но я все-таки рада, что вы за нее заступились. Нельзя же так обижать, как этот Левит.

Вера вернулась только к вечеру. Все уже было забыто. Она пришла веселая, живая, порозовевшая от холода.

— Я сфотографировалась, — сообщила она.

Девушки собирались в это время на какую-то танцульку тут же на станции. Вера сию же минуту заторопилась идти вместе с ними.

— Да ты хоть поешь, ведь голодная, весь день ходила неведомо где, — говорили ей.

— Некогда, некогда, — торопилась Вера и нечаянно выплеснула свой обед под печку.

Мы с Ниной Алексеевной засмеялись.

— Верочка, вы просто прелесть, — сказал я.

С вечера я не стал дожидаться припадка и вышел к печке, как только утихло в вагоне. Вера появилась и села рядом со мной.

Ей было немножко неловко за давешнюю сцену с Левитом. Она сидела серьезная, с нахмуренными бровями и смотрела в огонь. Но я видел, что ей ничуть не грустно, а просто интересно посмотреть, что будет дальше.

— Вы только не думайте обо мне плохо, — сказала Вера.

— Все это вздор, Верочка, и нечего вспоминать, — сказал я и тихонько взял ее за руку. — Почему вы вечно куда-то пропадаете? В вагоне так пусто, когда вас нет.

«Ох, не надо этого говорить», — подумал я и отнял руку.

Вера по-прежнему сидела нахмуренная.

— Почему же вы никогда со мной не разговариваете? — спросила Вера.

— По-моему, теперь уж мы подружились, — ответил я.

— Что у вас за книга? — спросила Вера.

Я протянул ей «Вертера».

— Что-то не по-русски, — сказала Вера, — вы, наверное, такой ученый, умный, все время читаете. Я хочу вас попросить: помогите мне написать письмо.

— Кому?

— Моему мужу.

— Разве вы замужем, Верочка? — спросил я.

— Да, уже второй раз. Мой муж на фронте, — сказала Вера, — мы поженились, когда я была в запасной бригаде. Мне там было хорошо. Я тоже хотела пойти с ними на фронт. Но, когда им пришлось идти, меня перевели в этот госпиталь.

— Вы были огорчены, наверное.

— Нет, я сама просила. У меня там тоже всякое было, — сказала Вера.

— Ну, давайте писать письмо, — сказал я.

«Дорогой Алешенька, — писала Вера, — я еду в вагоне. Кругом снега».

— Что бы дальше написать? — спросила она.

— Так очень трудно, — сказал я, — что же мы напишем человеку, про которого я ничего не знаю? Расскажите мне про него сначала.

— Он еще младше меня, — сказала Вера, — ему девятнадцать лет. Он очень хорошо танцует, поет. Его все так любили в этой бригаде. И девушкам он нравился. Спросите у наших девушек. Они его знают. Они все в него влюблены.

— И вы тоже, конечно? — спросил я с досадой.

— Я вам покажу его карточку, — сказала Вера и вынула обрывки мелко изорванной фотографии. — Дайте книжку, я на ней сложу.

Я приготовился увидеть какую-нибудь фокстротную физиономию какого-нибудь физкультурника. Я увидел черноволосого юношу с очень красивым, каким-то печальным и обреченным лицом. «Кавалер де Грие», — подумал я.

— Почему эта карточка разорвана? — спросил я с некоторым удивлением.

— Это я изорвала при нем на прощанье и сказала, что его не люблю, — ответила Вера, — я его обижала. Я все могла при нем делать, все, что хотела. Он все мне прощал.

— И вам его не было жалко?

— Нет. Он мне ничего не мог запретить. Я иногда хотела, чтобы он меня не пустил, удержал насильно, а он этого не умел. Он только просил, а я все ему назло делала. А раз вышло так, что он хотел в меня стрелять.

— Но не выстрелил все-таки?

— Нет, не выстрелил. Когда мы встречали Новый год, он там был, и еще его друг, такой Кока; мы с этим Кокой сидели в темной комнате. Алюнька нас нашел; он был с командиром бригады. Он схватил наган и навел. Командир кричит ему: бей их обоих! А Кока встал, и молчит, и улыбается, и у него ямочки на щеках. Алюнька бросил револьвер и убежал.

Вера вся просветлела при этом воспоминании.