Елена Ласкарева - Вся жизнь — игра

— Синьорина, — произнес он шепотом, хотя никто тут не мог их подслушать.

— Что? — тоже шепотом ответила она, неожиданно для себя самой обнаружив, что и ее охватывает сладкий, чудесный трепет. — Что, Лучано?

Его черные глаза, кажется, прожигают ее насквозь. Его крепкие смуглые руки упираются в палубу по обе стороны от ее головы. И ноздри у него вздрагивают от страсти. Лучано так близко, и он так красив…

— Всего один поцелуй, — умоляет он. — Всего один… Нас никто не видит…

— Никто не видит, — безвольно повторяет она. При чем тут это? Какая разница — видят или нет? Разве она кому-то что-то должна?

К черту человека-скалу! Гений остался там, на берегу! Он ей не муж, он ей никто, просто случайный знакомый, забредший однажды невзначай в их казино… Забредший случайно в ее, Маргаритину, жизнь… Он — призрак.

А Лучано — реальность. Вот он, рядом. И он ее любит. И он волнует ее.

— Да! — коротко выдыхает Маргарита.

И вот уже мужская мускулистая грудь легла сверху на нежную женскую…

И щека Маргариты чувствует покалывание жестких усов… А Лучано уже ощущает вкус ее розовой губной помады и видит, как расширяются, поглощая его целиком, зрачки ее бездонно-зеленых глаз…

Он делает скупое, осторожное движение, чтобы не накренить яхту, и полностью накрывает Маргариту своим телом…

Поцелуй их получается таким же необъяснимым, таким же бесконечным, как слияние неба и моря…

…Нет, вовсе не бесконечным оказался этот поцелуй. И не имел никаких последствий.

Потому что он был грубо оборван вульгарным, визгливым женским смехом.

Маргарита вздрогнула и отстранила Лучано. Огляделась, с трудом приходя в себя.

Откуда могут здесь, посреди морской глади, появиться люди? Откуда эти возбужденные, громкие, неприятные голоса? Уж не мифические ли сирены расшумелись? Только у тех, по преданию, голос был слаще меда. Он завораживал мореплавателей.

Нет, то были не сирены.

Невдалеке от яхты покачивалась на волнах широкая, устойчивая рыбацкая лодка. Из нее-то и доносились вскрики и взвизгивания:

— У-ух! Э-эх!

Наступил почти полный штиль. Яхта Лучано и Маргариты, шедшая лишь под парусом, едва продвигалась.

Лодчонка же была куда проворнее: у нее имелась пара потемневших весел.

А на веслах сидели две девчоночки — молоденькие, чуть ли не школьницы, и усердно гребли, подбадривая себя ритмичными возгласами.

Девчонки были в полинявших от морской соли купальничках, совершенно символических, еле прикрывающих едва наметившиеся полудетские грудки.

— У-ух! — сделали они очередной рывок веслом, и застежка лифчика у одной из них не выдержала.

Раздались возгласы восторга, и девица совсем сбросила ставший ей ненужным бюстгальтер.

— И я! Я тоже хочу! — заверещала ее напарница и вслед за подружкой обнажила сосочки-пуговки.

А на корме, с ногами на банке, восседала еще и третья. Она стоймя вскочила на сиденье, объявив:

— А я что, рыжая, что ли? У меня вообще стриптиз будет! Глядите!

И соплюшка содрала с себя не только лифчик, но и трусики, продемонстрировав зрителям узенькую белую полоску на черных, как у негритянки, худых бедрах.

Лодка в это время совсем поравнялась с яхтой.

Лучано отвернулся. Его, южанина, почитателя пышных женских форм, совсем не привлекали прелести угловатых подростков. Эти дурочки оторвали его от такой роскошной женщины!

Маргарита тоже хотела отвернуться — и не смогла.

Потому что заметила вдруг: девчонки-то в лодке не одни! На днище рыбацкой шлюпки, прислонившись белокурой головой к лодыжке одной из девиц, лежал, загорая…

Да, это был он.

Георгий. Гений. Человек-скала.

«Чтоб вы все потонули!» — подумала Маргарита в сердцах.

Однако лодчонка прекрасно выдерживала тяжесть скалы.

Голенькая девочка пританцовывала на корме, требуя:

— Где аплодисменты? Не слышу.

И Георгий захлопал ей. Сперва он бил в ладоши, приговаривая «Браво!», а потом поднялся и принялся так же похлопывать девчонку по загорелой кругленькой попке. А та вертелась, подставляя ему то одну ягодицу, то другую.

Он был занят. Он был увлечен. Ни яхту, ни ее обитателей он даже не удостоил взглядом.

Девчонки продолжали восторженно хихикать — и это было для Маргариты как ножом по стеклу. Ей точно так же сводило скулы от этих голосов, как ему вчера за ужином — от оперных арий.

— Клево! — пищали малолетки.

— Гля, какие сиськи!

— А жопа-то, кайф!

Лодка прохлюпала веслами, едва не столкнувшись с яхтой. Поплыла дальше.