Елена Ласкарева - Вся жизнь — игра

Кстати: можно ведь как бы невзначай узнать что-нибудь о нем у синьора Джерми.

— А что, у вас сегодня выходной? Ваш «Колизеум» не ведет переговоров с той фирмой… как же она называется… забыла это странное название?

— «Техно-Плюс»? Действительно, неудачное. Как мог такой умный человек, как синьор Джорджио, этот гений синьор Джорджио, так назвать свое предприятие?

— Что это за гений — синьор Джорджио? — с деланым равнодушием поинтересовалась Маргарита, чувствуя, как внутри у нее все холодеет. — Он такой же гений, как Лучано Паваротти? Тоже оперный певец?

— О, что вы, синьорина Маргарита! Джорджио совсем не умеет петь. Он не артист.

«Вот тут-то ты ошибся, дорогой Лучано, — подумала Рита. — Еще какой артист! Мастер выкидывать штучки на грани риска. Но — дудки, не на такую напал. Клянусь, я его переиграю! И все же… жаль, что приходится играть. Я бы предпочла не игру, а просто жизнь. Жизнь… в любви».

Но Джерми не должен догадаться о ее мыслях:

— Так кто же он, если не артист?

— Он великий изобретатель. Гениальный изобретатель!

— Как Эдисон?

— Возможно, еще гениальнее.

— Итальянцы всегда склонны преувеличивать?

— Нет, синьорина, это чистая правда.

— Так где же он? Любопытно было бы поглядеть на великого человека.

— Мой диретторе…

— Директор, что ли?

— Да, мой директор остался с ним беседовать. Мы хотим купить его последнее изобретение. А я… я здесь. Ведь я обещал вам арбуз.

— Так где же он?

— Синьор Джорджио?

— Арбуз!

— О! Скузи, скузи!

Он кинулся к кромке моря, этот забавный эмоциональный итальянец, и ухватился за конец какой-то бечевы, привязанной к колышку. Как заправский рыбак, тянущий сеть.

Маргарита отлично знала, какое желание он загадал бы, если б сейчас ненароком выловил золотую рыбку.

Он действительно вытащил из воды сеть — а вернее, огромную авоську, в которой не рыбка трепыхалась, а охлаждался в море обещанный арбуз. Всем арбузам арбуз. Арбузище. Непонятно, где он сумел раздобыть это чудо природы: таких вроде бы и не бывает.

Согнувшись под тяжестью полосато-зеленой ноши, он вернулся к Маргарите. А возле ее шезлонга уже стоял раскладной столик с большим металлическим подносом.

С трепетом, как будто предстояло нечто жизненно важное, Лучано Джерми занес нож над блестящим плодом.

— Можно? — спросил он, расширив глаза.

Маргарите тоже передался его азарт, его волнение: не обманет ли арбузище их ожиданий?

— Вперед! — скомандовала она.

Нож с хрустом вонзился в глянцевую кожуру, и та мгновенно треснула по меридиану.

— Виват! — торжествующе воскликнул Джерми.

— Ура! — зааплодировала Маргарита.

О, это сочетание зеленого с алым на фоне синего моря и синего неба! О, эта сахаристая, рассыпчатая мякоть с родинками черных косточек!

И черные глаза Лучано блестят так же, как арбузные семечки.

Как ловко, как точно разрезает он арбуз на ломти. И как радуется собственному магическому действу…

— Сколько вам лет, Лучано? Тридцать уже есть?

— Мне сорок лет, синьорина.

— Быть того не может! Вы кажетесь мальчишкой.

— Это плохо?

— Просто замечательно!

Он протянул ей маленький ножичек с изящной резной рукояткой: несомненно, специально для Маргариты выбирал такую, особенную, вещицу. Он понимал толк в красивых штучках.

Сам же воспользовался обычным ножом, нарезая свой ломоть на тоненькие дольки без кожуры. По всем правилам этикета.

Но Маргарита к строгим светским правилам расположена сейчас не была. Впервые за долгое время она выбралась на природу, и ей хотелось быть естественной.

— А знаете, Лучано, как едят арбузы у нас, у русских?

— Как, синьорина?

— Чтоб уши были мокрыми!

И она со смаком вгрызлась в арбузную мякоть, погрузив в сладкий сок едва ли не все лицо.

— О! — восхитился он и тут же последовал ее примеру.

Джерми с упоением чавкал и отплевывался семечками, догрызая все вплоть до тонюсенького слоя зеленой кожурки.

— Так гораздо вкуснее! — стонал он. — Синьорина Маргарита, вы знаете, у нас в Неаполе едят так же. Я просто боялся показаться невоспитанным!

— Боялся? — поддразнила она. — А мне казалось, вы смелый.

— Теперь я больше ничего не боюсь! — заверил он и принялся вырезать — совсем не по этикету — сердцевину арбуза. — Это самое вкусное. Это вам. У нас это всегда отдают детям и… любимым женщинам.

Маргарита сделала вид, что не поняла намека:

— А у нас эту серединку называют «барашек».