Нелли Осипова - Любить, чтобы ненавидеть

Мальчик мгновенно понял, что именно эта тетя решит сейчас его судьбу, от нее зависит, останется он здесь или вернется к бабе Зое. А ему так захотелось остаться в этом чистом, просторном доме, где столько игрушек, где живет такая веселая девочка и куда он приехал с бабой Клавой на чудесной машине! Он с застывшей на лице улыбкой инстинктивно приблизился к Даше и смотрел на нее снизу вверх, как будто ждал ответа и одновременно упрашивал: «Не отсылайте меня, у вас так хорошо…»

Даша протянула к нему руки, подняла, посадила себе на колени, спросила:

— Ты хочешь у нас остаться, Васенька?

— Да… — прошептал мальчик, и улыбка сошла с его лица.

— Вот и хорошо, оставайся, — заключила она.

Мальчик обхватил ручонками Дашу за шею и прильнул к ней щечкой. Даша растрогалась, крепко прижала его к себе и поцеловала в макушку, оглянулась на мужа, спрашивая, не против ли он, и когда тот кивнул, сказала:

— Конечно, это не выход, надо что-то кардинально предпринять, чтобы пристроить его в хорошие руки. Я подумала, может, Яков Петрович что-нибудь дельное посоветует.

— Хорошо… — отозвался Гоша. — Поговорим завтра с ним.

Клава, строго и внимательно наблюдающая эту сцену, вдруг возразила:

— Зачем это вам Яков Петрович понадобился, он-то здесь при чем? Это наше, семейное дело, да и вы не дурее его, разберетесь, решите все сами. А я пока посуду на кухню снесу. — Она стала убирать со стола.

Саша потянула за руку Васеньку. Даша спустила его на пол, и тут Гоша не выдержал, встал, взял мальчика на руки, поднял, прижался щекой к щеке и обернулся лицом к жене.

— Даша… — начал он и осекся.

Она взглянула на них, на мужчин, стоящих голова к голове, в четыре одинаковых глаза смотревших на нее, и ахнула.

— Клава! — закричала Даша. — Клава! Иди сюда, Клава! Я не выдержу этого! Я не могу все начинать сначала! — Она вскочила, бросилась из комнаты, в дверях столкнулась с Клавой, кинулась ей на шею и в голос разрыдалась, вздрагивая всем телом, приговаривая: — Что мне делать, Клавочка, что мне делать?..

Клава увела ее в спальню, уложила на кровать, села рядом, положила руку ей на лоб, принялась тихим голосом уговаривать:

— Хорошая ты моя, добрая, умная, не плачь, родная, не рви себе сердце, лучше выслушай, что я тебе скажу.

Даша перестала всхлипывать, только слезы непроизвольно, как бы независимо от нее самой, катились по ее щекам.

А Клава все говорила, говорила, рассказывала историю Верки, ее друга Миши, потом незаметно и плавно перешла на свои детдомовские годы, на сиротское детство и в довершение всего сказала:

— Поговори с Гошей спокойно, не кляни его, не ругай, он уже свое получил. Да ведь и было-то все давным-давно, пять лет назад, что теперь вспоминать?.. А Васенька, попомни мое слово, будет вам и свет в дому, и радость, и утешение, и опора в старости. Меня уж на свете не станет, а ты вспомнишь мои слова и еще добром помянешь за то, что уговорила и Гошу, и тебя… — Помолчав немного, Клава убрала ладонь со лба Даши и добавила: — Вставай-ка, пойдем, умоемся, генацвале, к детям с таким лицом выходить не годится.

— Клава, — осипшим голосом произнесла Даша, — а вдруг мы не успеем за две недели все оформить, и его у нас заберут?

— Да кто ж у родного отца станет ребенка забирать? Не боись, все устроится.

Минуло три месяца пребывания Кати в Праге. Первые волнения по поводу ее неуверенности в знании чешского языка прошли. Она работала много, уверенно, с энтузиазмом. С коллективом фирмы отношения установились ровные, доброжелательные, но особой дружбы с отдельными сотрудниками не возникало, да Катя и не стремилась к этому. Ладислав время от времени забегал к ней, чтобы убедиться, что у нее все в порядке и особых проблем нет.

Наступил ноябрь. В первую субботу месяца утром в Катином гостиничном номере неожиданно раздался телефонный звонок. Катя только что проснулась, она никак не могла привыкнуть к раннему началу работы, как это принято в Чехии, и потому в свободные дни позволяла себе понежиться лишний час.

— Слушаю, — отозвалась она на звонок телефона.

— Доброе утро, Катя, здесь Ладислав! — радостно приветствовал он. — Что делаешь?

— Мне стыдно, но я лежу.

— О! Извини, — растерялся он.

— Ничего страшного, я ведь не сплю, а просто лежу, валяюсь, — уточнила Катя.

— Тогда я могу спросить у тебя, какая разница между русскими словами «обилие» и «изобилие»?

— Надо же, какие проблемы тебя волнуют ранним субботним утром, — хихикнула Катя.