Ольга Дрёмова - Танго втроём. Ветренное счастье

— Да, наша старая, добрая Пешкофф-стрит… здорово было, — неизвестно почему, Юрий грустно вздохнул. — Сейчас у всех уже своя жизнь. Ты про наших что-нибудь знаешь?

— Да особенно ничего. Вот знаю, что у Витьки с Аськой скоро должен второй ребёнок родиться, только врачи говорят, что, наверное, опять будет девочка. Витька грозится пойти на третий круг, но Аська сказала, что третьего рожать не будет, так что Витёк весь в ожидании чуда.

— А Клим?

— Климка всегда был головастым. Ты же помнишь, как только он окончил свой институт иностранных языков, хорошие знакомые его родителей пристроили его на работу в МИД? Потом он женился, она тоже переводчица, и тоже с японского, теперь они вместе работают в Токио.

— А Димка?

— Димка теперь большой человек, — неодобрительно протянула Вера. — Он работает в ЦУМе, в электротоварах. Ты же знаешь, там продают всякую дрянь, а хорошие товары расходятся исключительно по своим, так что наш Димка не бедствует, он свою денежку мимо рук не пропустит. А в этом году все квартиры переводят со ста двадцати семи на двести двадцать вольт, так что за стиралками, холодильниками и телевизорами народ теперь валом повалит, и уж будь уверен, Димон своего не упустит.

— Ваш кофе, — разговорившись, Вера и Юрий не заметили, как около их столика появилась официантка.

— Спасибо, — Юрий, отодвинув вазочку, освободил место для чашки. — Если можно, сразу принесите счёт, чтобы мы могли уйти в любой момент, — попросил он.

— Вы больше ничего заказывать не будете? — собирая на поднос пустую посуду, уточнила официантка.

— Нет, — Юрий пододвинул к себе чашку, взял с блюдца чайную ложечку с фигурной ручкой и, подцепив высокую пенку с поверхности кофе, с удовольствием отправил её в рот.

— И как ты можешь пить это безобразие? — удивилась Вера. — Кофе должен быть свежесваренным, горячим и горьким, — тогда это кофе, а у тебя — так, кофейный напиток.

— У каждого свой вкус, — довольно промурлыкал Юрий. — И вообще, то, что у тебя чашке, очень вредно для сердца.

— Ты так и будешь читать мне нотации и ходить вокруг да около или всё-таки скажешь, зачем мы сюда пришли? — неожиданно оборвала его Вера. — Насколько я поняла, ты вляпался в какую-то неприятную историю и теперь ищешь того, кто бы тебя из этой истории вытащил за шиворот.

— Ну, не совсем так, — положив ложку на блюдце, Берестов посмотрел в окно, туда, где на пересечении Горького и Огарёва стоял Центральный телеграф. — Вер, это очень длинная история, я даже не знаю, как рассказать об этом покороче…

— А что, мы куда-то спешим? — отхлебнув маленький глоток, Вера провела языком по губам.

— Да в общем, нет.

— Тогда приступай, — категорично проговорила она, — нечего зря время терять.

— Если честно, я не собирался на тебя это наваливать, поэтому даже не знаю, с чего начать, но раз уж… — Юрий задумался, глядя за стекло, туда, где по шумной улице Горького торопливо двигались разноцветные коробочки автомобилей, и, прижав пальцами вытянутые трубочкой губы, рассеянно замолчал. — Лет десять тому назад, а может, чуть больше мой отец встретил одну женщину, которая работала горкомовской секретаршей под началом некоего Крамского, папиного заместителя. Что уж у них там произошло, я точно сказать не могу, но только отец без памяти влюбился в эту Шелестову и после смерти Крамского, не задумываясь, взял её к себе.

— А от чего этот Крамской умер? — полюбопытствовала Вера.

— Спешу тебя разочаровать, отравительницей Любка не была, дядя Миша умер от сердечного приступа, как раз в тот день, когда объявили о снятии Хрущёва.

— А эта Люба, она была замужем?

— Нет, мать говорила, что тогда Любка замужем ещё не была, — Юрий замолчал, глядя на приближающуюся со счётом официантку. Взяв протянутый листочек, он посмотрел на проставленную внизу сумму и открыл кошелёк. — Получите, пожалуйста. Сдачи не надо.

— Спасибо, — бросив взгляд на их полные чашки, девушка понятливо кивнула и растворилась в глубине полутёмного зала.

— Давай я заплачу половину, сколько там? — Вера протянула руку за счётом, но Юрий опередил её и, свернув листочек, молча сунул его в карман.

— Когда умер дядя Миша, Любка находилась в декрете, — тут же забыв о счёте, задумчиво продолжил он. — В шестьдесят третьем у неё родился мальчик, тоже Михаил, но тут — тайна, покрытая мраком. Чтобы выхлопотать для Любки квартиру на Бережковской, дяде Мише пришлось представить всё так, что вроде этот ребёнок — сын погибшего военного, ну, это не суть важно, — перебил он сам себя, — просто по-другому тогда было нельзя. В общем, когда Любка вышла из декрета, она попала секретаршей к моему отцу, с этого-то и началась вся свистопляска. Мальчик, которого она родила, оказался вовсе не сыном Крамского, его отцом был парень, живший с Любкой в одной деревне, в Озерках, какой-то Кирилл.