Наталья Берзина - Окончательный диагноз

Летний вечер был тих и задумчив. Здесь, вдали от города, совершенно не ощущалось время. И старинный парк, и волнующая душу древняя легенда, и недавняя, еще свежая могила на холме так взволновали обычно невозмутимую Лену, что она, прижавшись к плечу Олега, тихонько всплакнула, когда всей компанией сидели на террасе. Солнце раскаленным алым диском неторопливо опускалось за дальний лес. Легкий, едва уловимый ветерок нежно шевелил листву. Где-то в парке обеспокоенно закричали галки, но и они скорее затихли, устраиваясь на ночлег в кронах огромных дубов. Спокойная, мягко окутывающая природу тишина потихоньку завладевала окрестностями. Необычайно огромный рыжий боксер Андрея, прислонившись к хозяину и другу, задумчиво глядел на закат, время от времени о чем-то вздыхая, словно понимал, отчего все люди притихли, и потому сопереживал им.

— Дануся, не грусти, это было очень давно, — нарушила тишину Ксения. — Тебе бы, милая, деток завести, а то все одна да одна, никого, кроме Андрея, и знать не хочешь.

— Для зверя такая преданность чаще всего норма, — негромко сказала Наташа. — Среди людей подобное встречается нечасто.

— Отчего же? — прервал молчание Стас. — Посмотрите на отношения того же Андрея и Ксении или Юлии с Никитой. Мне кажется, что они способны пойти на любые жертвы ради любимого человека.

— А ты? Сам ты на что способен? — юркнув на колени к мужу, спросила Вика.

— Я думаю, ты сама обо всем знаешь! — уткнувшись ей в волосы, тихо сказал Стас.

— Наташа, а ты так и остановилась в своих расследованиях? Решила больше ничего не раскапывать? Не могу в это поверить! — обратилась к Наташе Вика.

— Вы знаете, Вика, она не только для себя нашла новое занятие, но передо мной поставила новую задачу. Впрочем, если хотите, пусть Наташа почитает вам главу из нового романа. В нем вы найдете ответы на все вопросы, — ответил за жену Павел.

Сама же Наташа, сидя в кресле-качалке, с умиротворенной, необычайно светлой улыбкой прижимала к груди дочь. Время от времени она что-то не то напевала, не то шептала ребенку. Олег невольно залюбовался ею. «Почему, когда женщина кормит свое дитя или качает его на руках, у нее на лице появляется именно такое, невероятно просветленное, бесконечно нежное выражение? Наверное, это заметили еще древние, потому и боготворили жен своих. Не случайно же в древних верованиях почти все божества были женщинами. Никогда не думал, что вот так восхищенно буду смотреть на женщину-мать!» — думал он, не отрывая глаз от милого лица Наташи. — «Вот будет здорово, если Лена станет матерью моего сына! О большем я даже не смею мечтать!»

Наконец Наташа, передав драгоценную ношу мужу, достала из тонкой папки несколько листков и, устроившись поближе к лампе, принялась негромко читать. Судя по улыбке, интонациям, ей очень нравилось то, что написал Павел.

…Леонард поправил воротник полушубка и зябко переступил на месте. Сапоги давно прохудились, но других у него не было. Впрочем, у солдат дело обстояло еще хуже. Почти все в соломенных лаптях поверх истоптанных сапог. Тощие шинели в заплатах. Поверх них едва ли не у каждого натянуты мешки из-под хлеба. Сам хлеб давно на исходе. Пронизывающий ветер завывает среди голых стволов старых лип, и от этого щемящего душу звука становится еще холоднее и тоскливее. От возглавленного Леонардом Казинским еще под Малоярославцем батальона не осталось и трети. Часть полегла в бою, но большинство от холода и болезней. Хорунжий второго драгунского полка первой дивизии генерала Дельзона, входящей в состав четвертого корпуса маршала Богарне, он добровольно вступил в Великую армию. Когда император только вошел в пределы королевства, многие представители шляхты влились в нее не задумываясь. Жгучее чувство мести вело их под знамена Наполеона. В памяти самого Леонарда, отец которого погиб во время разгрома восстания, еще слишком ярки были воспоминания о зверствах в Варшаве. Клянясь императору, он больше думал о растерзанной сестре, которая так и не смогла найти защиты даже за стенами монастыря бенедиктинок. Даже там ее настигли звери в лохматых шапках. Даже сейчас, по прошествии восьми лет, он не простил. В едином строю с такими же молодыми шляхтичами мчался он в яростную атаку под Островно. Участвовал в параде под стенами губернаторского дворца в Витебске, когда сам император, стоя на балконе, любовался, как верили все тогда, своей непобедимой армией. Не предал он его и после, в тяжкое время отступления. Не потому ли именно ему, двадцатичетырехлетнему хорунжему, и поручили прикрывать отход этого обоза? Собранный из остатков полка батальон, подбирая по мере продвижения отставших солдат некогда великой армии, понемногу разрастался. Да вот остро не хватало фуража для лошадей, самой примитивной пищи людям.