Елена Свиридова - Мне не забыть

— Беги! — скомандовал он, выталкивая Леру из арки.

Но Лера никуда не побежала, она вдруг закричала страшным голосом:

— Берегись! Сзади!

Он успел быстро развернуться и получил удар ножом не в спину, а в бок, под левое ребро. В глазах потемнело. Лерин крик доносился до него словно издалека. К тому моменту, когда на улице появился милицейский патруль, он потерял сознание и уже ничего не слышал…

В начале лета, за четыре месяца до того рокового вечера, когда Валерия Голицына возвращалась домой под руку с Максимом, рейсовый автобус увозил ее в аэропорт. Она летела черт знает куда, черт знает зачем, главным образом для того, чтобы вырваться из дома, где жить было невыносимо. Она не была еще знакома с Максимом Денисовым, которому позже так легкомысленно обещала исполнить любое его желание. Она просто, в который раз уже, бежала от мрачных стен, от тягостных воспоминаний и несбывшихся надежд, от своей капризной, вздорной матери, которую любила и жалела, но находиться подолгу с ней вместе просто не могла, от злобной тетки Жанны, старшей сестры матери, вечно цеплявшейся к Лере с замечаниями и поучениями. Видимо, профессия наложила на тетку свой неизгладимый отпечаток, всю жизнь она проработала в школе, дослужилась до завуча, и третировать детей было ее излюбленным занятием. В присутствии тетки Лере всегда казалось, что и она, и ее мать превращаются в подопытных кроликов для сомнительных педагогических экспериментов. Муж тетки дядя Миша, который, к счастью, редко появлялся в их доме, производил еще более неприятное впечатление. Угрюмый, властолюбивый, с глазами навыкате и следами похмелья на багровом лице, одним своим видом он подавлял окружающих. Сидя за столом, он напыщенно произносил тосты, цитируя передовую газеты «Правда». Обостренным внутренним чутьем Лера улавливала исходившую от него опасность, хотя и не знала конкретно, в чем она состоит. Вокруг него существовал некий ореол таинственности, кажется, он работал в КГБ, хотя прямо об этом не говорилось. Ну и родственничков подсунула ей судьба! Не дай Бог при них лишнее слово сказать! А мама почему-то не только принимала их в доме, а даже иногда заискивала перед ними. В такие моменты Лере хотелось провалиться сквозь землю… И она, не находя другого выхода, бежала от всего этого, бежала, наконец, и от самой себя, от всего, что мучило ее изо дня в день, из года в год, надеясь в душе в чужом, неизвестном месте обрести хоть ненадолго желанную свободу…

Она любила находиться одна среди незнакомых людей. Вырвавшись из дома, наполненного тайнами, недомолвками, загадочными призраками прошлого, истериками матери, скандалами с теткой, она сразу попадала как бы в другое измерение, где никто не давил на психику, не докучал дурацкими наставлениями, можно было спокойно наблюдать, вспоминать, размышлять… Она много думала о своей матери, о ее трудной судьбе. Когда-то, еще до рождения Леры, Софья Дмитриевна Голицына работала переводчицей, ездила за границу… Когда она рассказывала о своих поездках, у нее загорались глаза и голос звучал, словно музыка… Лера в детстве очень любила слушать эти рассказы, наверное, тогда ее мать была совсем не такой, как сейчас… Но, к сожалению, все это осталось где-то в прошлом. Та жизнь, которая протекала у Леры на глазах, была безрадостной, нищенской, унизительной. Матери изредка удавалось делать какие-то переводы, за которые она получала жалкие гроши. Но не бедность тяготила Леру, а мрачная атмосфера в доме, которая всегда усугублялась после визитов тети Жанны и ее мужа, сытых, благополучных и, с точки зрения Леры, совершенно некультурных людей. Девушка не могла понять, зачем ее мать поддерживает отношения с такими противными и скучными родственниками, чувствовала фальшь в их отношениях, но разговаривать с матерью на эту тему было совершенно бесполезно…

— Зачем они приезжают к нам? — спросила однажды Лера. — Порадоваться, как мы плохо живем?

— Не говори глупости! — вскипела мать. — Жанна — моя сестра!

— Подумаешь — сестра! — не унималась Лера. — От них только и жди какой-нибудь гадости!

— Это неправда. Они мне много помогали…

— Как помогали? Кусок колбасы принесли?

— Не смей судить о том, чего не знаешь!

Мать поджимала губы или, что еще хуже, начинала плакать, и разговор на этом кончался…

Постепенно Лера почти перестала разговаривать с матерью и замкнулась в себе. В конце концов у нее тоже была своя жизнь, за стенами убогой двухкомнатной малогабаритки, в которой она была заточена волею судьбы…