Наталья Калинина - Яд в крови

— Иван! — громко окликнула она. — Иван, Ваня, что с тобой? Проснись! — У него оказались теплые руки, и Маша с облегчением вздохнула. — Проснись, слышишь? Нам нужно бежать отсюда. Немедленно, иначе…

На пороге появилась цыганка. Маша обернулась и увидела, как она, взмахнув руками, подпрыгнула несколько раз на месте. У Маши снова закружилась голова, но она успела подумать: «Цыганка… Это она во всем виновата…»

Маша лежала с открытыми глазами и все видела. Цыганка совершала над ними обоими какой-то странный ритуал. Они не обменялись ни единым словом, но Маша каким-то непостижимым образом поняла, что цыганка никак не может сделать с ней то, что хочет, и потому очень злится.

«Но почему она хочет сделать это ? Я ее совсем не знаю, — думала Маша, борясь со сном. — И с Иваном она тоже что-то хочет сделать. Я совсем не знаю Ивана, а теперь даже не могу спросить у него, знает ли он эту цыганку. Он наверняка ее знает, потому что…»

Цыганка вдруг наклонилась над Машей, провела ладонями над ее головой, всем телом. «Как хорошо, — думала Маша. — Мне сейчас так хорошо и приятно!..»

И погрузилась в глубокий спокойный сон.

Если бы Устинья не утратила способность удивляться, она бы наверняка удивилась, даже изумилась наверное, войдя в палату к Толе и обнаружив, что он сидит в кровати. Но она лишь сказала без всякого выражения:

— Я рада, что у тебя все благополучно. А вот у нас…

— Что-то случилось с Машей? Я не верю снам, но…

— Да. Я не знаю, жива она или нет. Я со вчерашнего дня ничего о ней не знаю.

И она вкратце рассказала Толе о случившемся.

— Это… я знаю точно, как-то связано с дьяволом. Потому что тот сон… Впрочем, все страшное в этом мире мы почти всегда пытаемся приписать козням дьявола. Хотя очень часто дьявол сидит в нас самих.

— Когда она была у тебя в последний раз, ты не заметил в ней никаких перемен? — спросила Устинья.

— Она… Мы с ней разговаривали так, словно знаем друг друга тысячу лет. Словно мы настоящие брат с сестрой, хотя я никогда не смогу смотреть на Машу как на свою сестру.

— Вспомни, пожалуйста, она ничего не говорила про свои отношения с Димой?

— Нет. Но я понял, что она… — Он замолчал и отвернулся.

— Что ты понял?

— Что это не та любовь, о которой она мечтала.

— Я и без тебя это знаю, — вырвалось у Устиньи. — Ладно. Я пошла. Скоро придет твой отец.

— Марья Сергеевна, постойте.

Устинья в удивлении обернулась.

— Она тебе все сказала?..

— Не все. Я понял, что ей… ей неловко передо мной. Понимаете, я никого не собираюсь осуждать, но случается, за грехи родителей приходится расплачиваться…

— Я в это не верю. Если даже так, я не позволю, чтобы с Машей что-то случилось.

Она вышла, не простившись.

— Диму положили в неврологию. У него начались галлюцинации с бредом. Он обвиняет во всем себя, потому что думает, будто Маша узнала про его отношения с одной девицей. Я уверен, это чушь собачья.

Павловский был в кителе и при всех регалиях. Он заехал к Устинье без звонка, а потому застал ее в халате и домашних туфлях. Правда, она не стала бы переодеваться, даже знай о его визите заранее.

— Какой еще девицей? Не думаю, чтобы Машу могли взволновать и расстроить взаимоотношения вашего сына с какой-то там девицей. Ведь это было до того, как они поженились.

— В том-то и дело, что нет. — Павловский вздохнул. — Представьте себе, я знал об этом Я говорил этому шалопаю: рви, пока не поздно. Но нас с вами они теперь не слушают.

— А я-то думала, ваш Дима влюблен в Машу так, что не замечает никого и ничего вокруг.

Устинья потянулась к пачке «Мальборо» на журнальном столике, машинально достала сигарету, так же автоматически склонилась над огоньком зажигалки, которую ей поднес Павловский.

— Он на самом деле влюблен в нее как псих, но с этой девицей он связался еще весной, когда Маша, как ему казалось, не обращала на него внимания. Я ее знаю — обычная профурсетка, правда, довольно смазливая и с хорошим телом. К таким женщинам, мне кажется, даже как-то неловко ревновать мужей.

— Это вам так кажется. — Устинья поперхнулась дымом и громко закашлялась. — Если Маша на самом деле узнала об этой связи, она могла… все что угодно с собой сделать.

— Да бросьте вы, ей-богу. Начнем с того, что она никак не могла об этом узнать. Извините, но существуют охраняемые секреты, а люди в моем ведомстве надежные. К тому же прошу вас не забывать о том, что ваша дочь вышла замуж за моего сына не по любви, хоть они, как я считаю, замечательная пара. Со мной, моя дорогая, можно и нужно не прибегать к всяким хитростям и уловкам. — Павловский улыбнулся и, наклонившись, похлопал Устинью по руке. — Все равно то, что вы не договариваете, рано или поздно становится известно мне. Тем более что я ваш друг, а теперь даже родственник. Кажется, это называется сватом, да? Дорогая Юстина — это имя, кстати, вам очень идет, — вы мне сватья.