Марика Коббольд - Мгновения жизни

— Я знаю, что сама познакомила ее с этой помадой, которую нашла в аптеке в Западном Ливане, — поведала тетя Кэтлин, когда они с Грейс сидели в кухне, обмахиваясь соломенными салфетками, и пили чай со льдом. — Но тогда я сказала ей: «Нет такой вещи, как легкий выбор. Помада обязательно стирается, а если держится очень долго, то это, наверное, должно вызвать беспокойство». Нет, ей и вправду повезло, что она ничем не заболела.

Повезло, подумала Грейс. Неужели ее матери повезло в том, что она разбила свою машину раньше, чем ее губы распухли и посинели от злоупотребления стойкой губной помадой? Это был несколько неожиданный взгляд на вещи.

— Жаль, что никто не додумался сохранить хотя бы один тюбик, — сказала она. — Сколько бы там ни было химических веществ, это была часть моей матери, да и меня тоже, учитывая мое имя и все прочее.

Большую часть принадлежащих Мойре вещей убрали вскоре после ее смерти. Сердобольные друзья решили, что так будет лучше, потому что маленькая девочка начинала рыдать навзрыд, когда на глаза ей случайно попадалось знакомое платье или когда она слышала слабый запах духов в красивом стеклянном флакончике.

Грейс помнила, что смотрела на остатки торта, подаренного ей в день рождения, и думала о том, как могло такое получиться: ее мать ушла из жизни навсегда, а земляничный торт по-прежнему оставался. Роберта О’Рейли называла вещи, подобные торту, скоропортящимися . Это, как объяснил ее отец, означало, что они сохраняются в течение лишь короткого времени.

— Твоя мама стала ангелом в раю, — сказала Грейс одна добрая леди.

— Нет, вовсе нет. — Маленькая девочка отрицательно покачала головой. — Она стала скоропортящейся .

Сейчас Грейс спросила тетю Кэтлин:

— Я похожа на нее?

Тетя Кэтлин надела очки и долго всматривалась в лицо Грейс, прежде чем ответить:

— На первый взгляд ты пошла в отца: и ростом, и темными волосами, и квадратным подбородком, но я вижу и Мойру в очертаниях скул, веснушках, в форме и цвете глаз, хотя у нее они были, как будто подернутые туманом, кроткие, а у тебя — очень чистые и ясные. И еще ты стройная, крепкая, спортивная девушка. В тебе нет хрупкости и уязвимости, и, насколько я могу судить, это очень хорошо.

— Я все время думаю о том, что мне следовало уделять ей больше внимания, пока она была жива, — вздохнула Грейс.

Кэтлин ответила, что это очень странная мысль. Маленькие дети в том возрасте, в каком была Грейс, когда ее мать была еще жива, просто не думают о таких вещах. Это родители должны уделять друг другу больше времени и внимания. Грейс принесла свой альбом с фотографиями, и они рассматривали его, допивая чай со льдом. На фотографии, сделанной Грейс, ее родители стояли рядом, но было видно, что они предпочли бы оказаться на разных снимках. Грейс затруднилась бы ответить, почему ей так показалось, может быть, об этом говорили положение рук, неловко прижатых к телу, или то, что Мойра и Габриэль не соприкасались плечами, или вымученные улыбки на их лицах, словно они считали про себя до десяти.

— Я думала, они счастливы, — пробормотала она.

Тетя Кэтлин наклонилась и взглянула через плечо Грейс на снимки в старом альбоме. Она нежно убрала непослушную прядь волос со лба Грейс.

— Они были счастливы, милая.

Грейс подняла голову и посмотрела ей в лицо.

— Нет. Они не были счастливы. Конечно, мне хотелось верить, что у них все хорошо, но, наверное, я всегда знала, что все обстоит именно так. — Она постучала пальцем по фотографии.

Грейс стала пристально всматриваться в лица этих двоих, которые, стоя рядом, отдалились друг от друга настолько, насколько это вообще было возможно, а потом нашла других людей, которые были их полной противоположностью: хотя они находились в разных концах комнаты, между ними чувствовалась осязаемая и очевидная связь. Она подумала о том, что очень хотела бы встретить человека, с которым могла бы ощутить подобное единение. Поднявшись наверх в свою комнату, которая задумывалась как детская, но так и не стала ею, где по потолку плавали маленькие голубые рыбки, Грейс нарисовала в противоположных углах листа бумаги фигурки мужчины и женщины, объединив их между собой линией-веревочкой.

Дни становились жарче, а ветра, способного принести прохладу и облегчение, все не было. Тетя Кэтлин предпочитала оставаться внутри дома в компании с кондиционером, но Грейс, клятвенно уверявшая, что ее внутренний термометр позволяет ей легко переносить наружную температуру, большую часть времени проводила на улице, бродя по окрестностям со своим фотоаппаратом. Тетя Кэтлин заметила, что на вопрос о том, что она видела во время таких экскурсий, Грейс обычно отделывалась невразумительным ответом: «Да так, всякие разности» — и пожимала плечами. Зато, принося домой проявленные и отпечатанные снимки, жестикулируя, она принималась объяснять с таким пылом и подробностями, что остановить ее было практически невозможно.