Марика Коббольд: Мгновения жизни

Джой внимательно выслушала ее и сказала:

— Мне кажется, я могу его понять.

— То есть?

— Знаете, Грейс, откровенно говоря, мне трудно представить себе, как вы можете фотографировать его. Я — медсестра. Я постоянно сталкиваюсь с тем, что люди умирают, поэтому мне приходится отстраняться, прогонять ненужные мысли и просто делать свое дело. Но ведь он — ваш муж. — Она отвела глаза. — Мне не следовало так говорить. Мы с вами в разном положении.

— Это правда, — вздохнула Грейс. — Знаете, иногда меня посещают сомнения относительно того, что я принадлежу к представителям рода человеческого.

— Если вас одолевают такие мысли, тогда не делайте этого. Ведь у вас должно быть уже достаточно его снимков, и вы можете найти другой способ не дать ему почувствовать себя обязанным вам.

Грейс в упор посмотрела на нее.

— Понимаете, самое ужасное в том, что я не хочу этого делать. — Она поднялась и подошла к окну, глядя на клен во дворе и думая: увидят ли они вдвоем, как пожелтеют его листья.

Грейс еще раз позвонила в старую адвокатскую контору Джефферсона, чтобы спросить, удалось ли им связаться с Черри или добиться распоряжения суда, о том чтобы ему позволили увидеться с детьми.

— Ему очень нужны его дочери. Пожалуйста, сделайте это для него.

Джефферсон спал, и Грейс решила отправиться на прогулку. Близилась осень, об этом свидетельствовал усилившийся прибой, хотя воздух оставался теплым и крачки пока никуда не собирались улетать. Они отрывались от берега только для того, чтобы отправиться в очередной вояж за рыбой, туда, к горизонту, где небо сливались с морем.

— Прекрати позировать, — рассмеялась Грейс. Он сидел на постели, заложив за ухо розу, которую она сорвала утром, чтобы положить ее на поднос для завтрака. Незадолго до этого она сменила ему морфиевую повязку. Ему страшно не нравилось, когда она занималась чем-либо подобным, и он все время повторял:

— Я не твой пациент, я твой возлюбленный. — Но вот сейчас он сидел перед нею, откинув назад голову, поглядывая на нее из-под полуопущенных ресниц и пытаясь развеселить.

— Ну, ладно, Кармен, — сказала она, улыбаясь во весь рот. — Изобрази еще что-нибудь.

— Видишь, — просиял он, чрезвычайно довольный собой. — С тобой все в порядке.

— Нет! — Она опустила фотоаппарат.

— Не надо сердиться, моя милая Грейс. Ты ведь не лицемерка? Ради всего святого, я вынужден просить тебя о помощи, чтобы сходить в туалет. Неужели ты не видишь, насколько лучше я себя чувствую, когда знаю, что могу хоть чем-то пригодиться тебе?

Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Бывают минуты, когда ты вполне управляешь и своим оборудованием, и сюжетом съемки, и субъектом. Но потом камера перестает быть механическим неодушевленным приспособлением и становится частью тебя. Это хорошее чувство. В сущности, не просто хорошее, а отличное.

Джефферсон вздохнул, но это был не тяжелый вздох. Это был удовлетворенный вздох, который воспарил на его едва заметном дыхании, подобно крошечному невесомому перышку.

— Ага, это была моя работа. Это я дал тебе такое чувство.

— О да, это твоя заслуга.

Иногда случались моменты, когда ему были невыносимы ее прикосновения.

— Я еще раз говорю тебе, не смотри на меня так.

— Как? Ради Бога, как я смотрю на тебя?

— Ты смотришь на меня так, словно ожидаешь, что в любую минуту я могу свалиться мертвым. — Прежде чем она успела вставить хоть слово, он сменил рассерженную мину и заулыбался. — Разумеется, ты ожидаешь именно этого, но я чувствую себя не в своей тарелке, вот и все. У меня возникает такое чувство, словно я должен спешить и повиноваться.

Грейс взглянула на него без улыбки.

— Это жестоко.

— Это всего лишь шутка.

— Жестокая.

Он протянул руку, намереваясь взять ее ладошку.

— Я виноват. Прости меня. Близость смерти портит мне настроение. И я хочу, чтобы ты была рядом, — все время, только не суетись и не волнуйся, а то ты на себя не похожа. Ступай принеси свой фотоаппарат, дорогая моя. Меня снова тянет на съемочную площадку.

— Ты — идиот. — Но она сделала так, как он просил.

— Посмотри на себя: ты занимаешься со мной любовью с помощью своего фотоаппарата. — Он сделал паузу, прежде чем поинтересоваться: — Я ужасно выгляжу?

— Нет.

— Но я чувствую себя таким старым и выгляжу так же. Пару недель назад мне было сорок. Вчера, глядя в зеркало, я подумал, что мне вот-вот стукнет шестьдесят. Ну, скажи мне, моя единственная любовь, на сколько я выгляжу сегодня? И, пожалуйста, не корми меня чепухой, вроде того что человек стар настолько, насколько он себя чувствует.