Линда Миллер - Флибустьер

Он засмеялся низким смехом, и поставил ее, дрожащую, на ноги.

- Но я хочу тебя именно здесь, - сказал он рассудительно. - Здесь и, разумеется, сейчас.

Фиби ухватилась за спинку стула: у нее подгибались колени.

- Нет! - сказала она, глядя, как Дункан пересекает комнату. Сначала он запер дверь на террасу, а затем закрыл двери, выходящие в коридор.

- Нет? - откликнулся он, вернулся к ней и поцеловал ее, в то же самое время стаскивая с нее корсаж, чтобы освободить распухающие от желания груди.

- Дункан! - простонала она в жалком и не возымевшем действия протесте, когда он оторвался от ее рта. Он держал на ладони одну из ее грудей, поглаживая сосок большим пальцем, так же, как гладил ее губы, готовя к поцелую, несколько минут назад.

Наклонив голову, он прильнул к соску, одновременно поднимая ее юбки и развязывая ленточки панталон. Фиби пришло в голову, что ее муж необычайно проворен для человека с единственной здоровой рукой.

Фиби покачнулась в его объятиях, откинув назад голову, совершенно забывшись.

- Ты по прежнему хочешь отказать мне? - спросил Дункан с чертовской уверенностью, когда, наконец, удовлетворился обоими ее сосками.

Она вздохнула сонно, одурманенно.

- Отказать? - Точное значение этого слова ускользало от нее.

Он снова поцеловал, ее, усугубив ситуацию или же улучшив ее, и она смутно осознавала, что панталоны сползли ей до лодыжек. Более того, откуда-то прилетал ветерок.

- Вылезайте из панталон, мистрисс Рурк, - мягко приказал Дункан. - Иначе вы можете споткнуться об них.

Фиби подчинилась, но все равно упала бы, если бы Дункан не поддержал ее. Он отвел ее к креслу, где раньше держал ее на коленях, и снова страстно поцеловал...

На следующее утро, когда Дункан уже заперся со своими людьми без сомнения, разрабатывая планы захвата половины британского флота, Фиби отправилась на поиски Симоны. Она сама была подавлена, горюя о Джоне Рурке, и склонна к милосердию, благодаря отголоскам удовольствий прошлой ночи, все еще звенящим в ее нервных окончаниях.

Симона, согнувшаяся над лоханью с мыльной водой, была одна в прачечной. Фиби остановилась в дверях и стала ждать, пока Симона не дала понять, что заметила ее, неприветливым, резким кивком.

- Он научил тебя хорошим манерам, - заметила Симона без особой злобы. Она терла льняную рубашку и не отрывалась от работы.

- Ты довольно быстро нашла дорогу назад, - заявила Фиби в ответ. Став хозяйкой в доме Дункана, она не подходила близко к прачечной и была вынуждена признать, что ничуть о ней не скучает. - Наверно, все остальные были слишком заняты своими делами, но мне бы хотелось знать, как ты сюда попала.

Симона пожала плечами, не поднимая глаз. Ее былая непокорность исчезла, как будто девушку покинула душа, но Фиби не находила удовлетворения в этом факте.

- Я родилась на этих островах, - сказала Симона. - Я всегда найду путь к дому.

Фиби оставила дверной проем, где стояла в ореоле солнечного света, и встала с другой стороны от корыта Симоны.

- Что с тобой случилось в Куинстауне? - спросила она, взяв служанку за крепкую смуглую руку.

В чудесных темных глазах Симоны промелькнуло страдание, когда она, наконец, посмотрела на Фиби.

- Я поняла, что нужно было оставаться здесь, - сказала она. - Там для меня не нашлось честной работы во мне хотели видеть только шлюху или рабыню.

- Мне очень жаль, - искренне сказала Фиби.

По щеке Симоны скатилась слеза.

- Прибереги свою жалость для кого-нибудь другого, - предупредила она злобно. - Мне она не нужна. - Она перевела взгляд на еще не округлившийся живот Фиби, и в ее лице появилось что-то вроде презрения. - Скоро Дункану понадобится любовница, и он вернется ко мне.

Ее слова уязвили Фиби, на что и были рассчитаны, хотя ничем не удивили ее. Она расправила плечи и вздернула подбородок.

- Я не собираюсь спорить с тобой, Симона, так что можешь не пытаться разозлить меня. - Затем, поскольку говорить больше было не о чем, она повернулась и направилась в дом.

Разговор с Симоной нисколько не ослабил ее подозрений, но Фиби тревожила вовсе не перспектива неверности Дункана, он был человеком, ценившим дары природы, и она подозревала, что чем очевиднее будет становиться ее беременность, тем более заинтригован он будет. Нет, ее тревожило что-то иное, неуловимое, как дым, незаметное, как гадюка, скользящая в густой траве.

На следующее утро, через час после рассвета, когда Фиби лежала, свернувшись, рядом с Дунканом, набираясь сил после очередной бурной ночи, внезапно раздался оглушительный грохот, потрясший весь дом.