Бэтси Нант - Все реки текут - 2

«Я не прошу ничего, кроме разрешения сложить свою жизнь к вашим ногам и умереть, как умирает волна, разбиваясь о берег и уходя в песок, чтобы хоть немного выровнять путь под вашими ногами».

«Все-таки как вычурно он написал, — подумала Дели. — «Сложить свою жизнь к вашим ногам и умереть…»

Как она раньше не понимала, что в этом письме скрывается какая-то фальшь — оно слишком красиво, неестественно красиво! Она вспомнила его горящие страстью глаза. Да, это страсть. Ах, если бы Брентон скончался год назад, возможно, она была бы уже замужем за Аластером и это бы не было предательством. Но сейчас — что ей мешает? Поехать к нему? Бросить все: похороны, детей, нет… Она не нужна своим детям, но бросить их не может — как странно все получается. Долг… Какое холодное слово. Но его холод приносит какое-то утешение… Она должна выполнять свой материнский долг. Что бы сказала ее мать — бабушка ее детей? Да! Она бы одобрила решение Дели — не бросаться к Аластеру в пылу безумной страсти. Все-таки странно, что такая практичная женщина, уже не первой молодости — а живет в ней до сих пор страсть. Нет, не любовь к Аластеру — такая же страсть, как и у него к ней.

Дели почувствовала, что у нее начинает кружиться голова от всех этих мыслей. Она сбросила свои старенькие парусиновые туфли и осторожно прилегла на кровать.

Дели сидела на берегу большой реки, такой широкой, что противоположного берега совершенно не было видно. Легкий туман стелился над водой. Был серый предрассветный час. Или это был час после заката? — она не могла понять, потому что не видно было горизонта, скрывавшегося в тумане.

В воздухе, напоенном туманом, висело безмолвие. Лишь едва слышно у ног плескалась вода о камень, на котором сидела Дели. Она смотрела на холодную серую воду.

«Нет, это не похоже на Муррей, — подумала Дели. — Вода в Муррее не бывает такого серого цвета, словно жидкий свинец. Странно, что это за река? Ах это Темза?! Но почему тогда не видно знакомых по детству очертаний Лондона? Город скрыт в тумане», — поняла она.

Вдруг за ее спиной раздалась тихая приятная музыка, походившая на позвякивание уздечки. Но Дели не обернулась назад, и музыка исчезла. Она все продолжала смотреть на воду и больше уже ни о чем не думала.

Через какое-то время она заметила, что туман стал гуще и плотнее. Она обратила внимание, что туман сгущался прямо перед ней, всего в нескольких метрах от нее. Туман все сгущался, превращаясь в облако. И из этого облака стала вырисовываться фигура, медленно плывущая над водой к Дели. Это была женщина. Женщина, состоявшая из бледно-серого облака, прижимала руки к груди, но лица ее еще не было видно. На ней было длинное, похожее на шелковое платье с высоким стоячим воротником и кружевами на манжетах, похоже, женщина была довольно молодая, во всяком случае, моложе Дели.

«Ах, опять эти фантазии!» — с раздражением подумала Дели. Нет, все-таки она художник и, видимо, никогда не отвыкнет грезить наяву.

От фигуры начало исходить тепло, похожее на улыбку… Похожее на улыбку… матери. И Дели увидела наконец — да! Это родные черты, которые уже стали стираться в ее памяти! Эти черты все яснее и ярче образовывались из тумана: вот брови, вот живые и насмешливые глаза. Глаза «бедной Лотти», как сказала бы о матери Дели тетя Эстер!

— Мама! — воскликнула Дели. — Ты здесь?

— Конечно, милая моя девочка, — ответила женщина из бледно-серого тумана, висящего над неподвижной водой. И голос ее был таким до боли знакомым, родным, что у Дели не было никакого сомнения, что это ее мать.

— Мама! Боже мой, как я рада! — вскочила Дели и, протянув к матери руки, хотела уже было спрыгнуть с камня в воду, но что-то ее остановило. Ей показалось, что вода у берега может быть холодной и, возможно, здесь, у камня, на котором она сидела, очень глубоко и она может утонуть в своей узкой юбке в этой холодной, непрозрачной, серой воде.

Дели осталась стоять на камне, протягивая вперед руки. А ее мать, Шарлотта, все так же спокойно прижимала руки к груди, но не протянула навстречу дочери.

— Мама, как ты здесь? Ведь ты же умерла… — удивилась Дели.

— Ну и что, милая моя девочка, — мягко улыбнулась женщина.

— О, я уже не девочка… — Дели рассмеялась. — Неужели ты не видишь, я уже старуха почти. Столько лет прошло. У меня седая прядь… У меня уже четверо детей…

— Как же четверо? По-моему, шестеро… — слегка удивилась женщина из живого тумана.

— Ах, мама, значит, ты все знаешь, — смутилась Дели и опустила руки. Она молчала, ожидая горьких слов от матери.