Тереза Гладден - Ти Эс, я тебя люблю !

- Не понимаю, - Ти Эс покачала головой. Ее всепоглощающий гнев быстро сменился чувством болезненного сострадания.

Она вздохнула:

- Что ужасного в том, что ты таков, какой есть?

Он резко выдохнул, сглотнул комок в горле и отвернулся, глядя в окно, прислушиваясь к болезненным ощущениям в сердце.

- Ти Эс, ты помнишь свой первый день в школе? Я безумно хотел, чтобы меня приняли и полюбили. Когда родители привели меня в классовую комнату, весь класс затих. Стало так тихо, что я, казалось, слышал, как стучит мое сердце. Учитель посмотрел на нас с таким, знаешь ли, осуждающим и сердитым выражением лица. А дети уставились и глазели на наши странные домашнего изготовления одежды, на мои длинные волосы, на ожерелье, которое носил мой отец. А потом начались перешептывания и смешки.

Начиная с того дня, одноклассники превратили мою жизнь в ад. Они дразнили меня грязным хиппи, смеялись над тем, как я хожу, одеваюсь, говорю. Они говорили о телепрограммах, которые я никогда не видел, играх, в которые я никогда не играл. Я рассказывал им о марше мира на Вашингтон и, как попугай, повторял политические речи своих родителей, а дети в школе говорили о своих братьях и сестрах. И им не было дела до Радужной Женщины и Музыканта и других, кто жил в коммуне. Мы говорили на разных языках.

Он помолчал, чувствуя, как вновь возрождаются его детские огорчения и страдания, казалось давно уже запрятанные в надежные тайники души. Его поразило, причем неприятно поразило, что даже по прошествии стольких лет он все еще не мог говорить без боли и дрожи в голосе о своих детских обидах.

- Только много лет спустя я узнал, что сын нашей учительницы погиб во Вьетнаме, и взгляды моего отца, его отказ служить в армии ей казались чем-то грязным, неприемлемым. Ее ненависть распространилась и на меня, и она дала мне это понять самым утонченным способом.

- Как? - спросила Ти Эс, с ужасом ожидая услышать что-то невообразимо страшное.

Логан непроизвольно посмотрел на нее. В ее глазах блестели слезы, а за ними разгорелись гнев и обида, и он почувствовал, что это обида за него. Ему пришлось судорожно схватить самого себя за руку другой рукой, чтобы не потянуться и не попытаться прикоснуться к ней.

- Она не замечала, что дети ставили мне подножки, когда я выходил к доске, и молчаливо одобряла их жестокие шутки и насмешки. Всякий раз, когда я ошибался, она демонстративно говорила: "Ну, что же, дети, не забывайте: Муи Мэн отличается от нас. Ему не довелось расти в нормальной, приличной христианской семье. Он и не может лучше ответить. Мы все должны научить его правильно поступать, не так ли?"

- О Боже, какой ужас! - голос Ти Эс наполнился состраданием. Она совсем забыла о своих собственных обидах на него.

Логан нетерпеливо пожал плечами. Ему не нужна была ее жалость. Он хотел, чтобы она просто поняла его.

- Конечно, после этого разрыв между мной и остальным миром становился все больше и больше. Однажды в то лето, когда занятия в школе уже закончились, мой отец взял меня с собой, чтобы встретить одного парня, который уклонялся от службы, и проводить его в безопасное место. Помню, как мы втроем зашли в какой-то ресторан. В нем было пусто, только за столиком рядом с нами сидело несколько стариков. Я услышал, как один из них сказал: "Посмотрите-ка на этих патлатых извращенцев. Бьюсь об заклад, они украли эту девчушку!"

Ти Эс видела, что Логан уже не мог себя сдерживать. Спокойствие давалось ему все труднее, его лицо побелело, в глаза, наполненные отчаянием, было больно смотреть. Она видела, как он борется с самим собой, с охватившим его волнением, стараясь не поддаваться болезненным воспоминаниям и ничем не выдать ей своей слабости.

- А я тогда впервые увидел телевизор, - спокойно продолжал он. - Я видел, как выглядели достойные семьи, которые показывали в тех старых шоу, вроде "Донна Риид". Тех отцов никогда не упрятывали в кутузку за гражданское неповиновение или за неуважительность к американскому флагу. Матери в тех шоу носили жемчуга и белые перчатки и решали в полчаса все проблемы своих детей. В те семьи никогда не заявлялся шериф, чтобы лично удостовериться, не выращивается ли между петуниями и горошком какая-нибудь марихуана или что-нибудь этакое.

Наступило короткое молчание. Логан обессиленно вытер лицо ладонью.

- Я хотел быть таким же, как все. Я смотрел на собственных родителей и их образ жизни глазами других людей и был огорчен и подавлен тем, что они совсем не похожи на те почтенные телевизионные семьи. Так я решил стать таким человеком, каким мне хотелось быть. Джек помог мне. Он изменил дату в моем свидетельстве о рождении, прибавив мне пару лет. Подделал мое имя, заменив его на девичью фамилию моей матери, и выбрал мне новую фамилию "Хантер", вместо прежней - "Чейз", потому что ему это показалось забавным <����Зд. игра слов: его первая фамилия Чейз (Chase) соотносится с глаголом chase ("охотиться, преследовать, странствовать"), вторая - Хантер (Hunter) соотносится с существительным hunter ("охотник").>.