Виктория Холт - Чудо в аббатстве

Она раскачивалась взад-вперед, охваченная отчаянием.

- Госпожа, я не могла не рассказать. Он послал за мной, чтобы я пришла в тот дом, где в Аббатстве принимают странников. Меня провели в комнату, и он приказал мне раздеться и лечь на кровать. Я так и сделала, я ждала его, потому что думала, что...

- Мы знаем, что ты думала, ты, шлюха! - крикнула Кейт.

- Но это было не то, - продолжала Кезая. - Он подошел, наклонился надо мной, стал грубо ласкать меня и сказал: "Ты больше уже не маленькая потаскушка, Кезая, но в тебе очень много осталось от шлюхи, а?" Я засмеялась, я думала, что это любовная игра, но он взял веревку и привязал меня за лодыжки к кроватным стойкам. Я сопротивлялась не слишком сильно.

- Ты думала, что это будет что-то новое в.., любовной игре, как ты называешь это? - спросила Кейт.

- Я так и подумала, госпожа.., пока не увидела кнут. Тогда я закричала, а он ударил меня по лицу и сказал: "Не шуми, сука". Я спросила его, что он еще хочет от меня; кроме того, что он уже имел, я больше ничего не могу ему дать. "О, у тебя еще есть кое-что, - сказал он. - У тебя есть кое-что, что я хочу, и ты мне дашь это, даже если для этого мне нужно будет тебя убить". Я очень испугалась, госпожа, даже кричать не могла, а он смотрел на меня, как дьявол, наклонясь надо мной, смотрел с вожделением, как мужчина смотрит на голую женщину, но такого вожделения я никогда раньше не видела. Потом он сказал:

"Ты имеешь какое-то отношение к монахам. Ты же не будешь отрицать, что такая женщина, как ты, не прочь немного пошалить за серыми стенами. У тебя уже достаточно было слуг, конюхов, садовников и всех путников, которые проходили мимо. И ты захотела немножко разнообразия, ведь так?" Тогда под тяжестью моего греха я начала дрожать, а он увидел это и засмеялся еще больше: "Ты мне скажешь, Кезая? - спросил он. - Ты мне скажешь все о вашем кувырканий на алтаре и в святых часовнях". Я закричала:

"Это было не там. Это было не там. Мы не были такими грешниками". И он сказал: "Где же вы тогда согрешили, Кезая?" Я крепко закрыла рот, я не могла говорить. Он ударил меня кнутом, госпожа. Я вскрикнула, и он рассмеялся: "Кричи, сколько хочешь, Кезая. Здесь привыкли к крикам и не посмеют пожаловаться". Это была только проба, начало. Я почувствовала кровь на бедрах. Он наклонился надо мной и стал ласкать меня, как обычно, грубо. Он укусил меня за ухо. При этом он произнес: "Кезая, если ты не расскажешь мне все, я сделаю с твоим телом то, что навсегда отвернет от тебя всех мужчин, ни один не захочет лечь с тобой. Я изуродую твое лицо такими шрамами, что мужчины будут содрогаться при виде тебя. Ты будешь желать их, но они не захотят тебя. И тебе не легко будет завлечь взглядом мужчину, как ты сделала это со мной, когда мы встретились на дороге". Я дрожала и твердила себе: я не должна говорить, не должна говорить. Я ничего не сказала, тогда он наклонился надо мной и сказал: "Еще разок, чтобы напомнить тебе, как ты любишь это". И он придавил меня своим телом с такой яростью, что это доставляло скорее боль, чем удовольствие. О, госпожа, что я сделала!

- Ты ведь не рассказала свою тайну этому зверю? - воскликнула Кейт. Кезая покачала головой.

- У него был кнут. И он все время повторял, что он со мной сделает, и я закричала: "Я расскажу.., я скажу все..." И я рассказала ему об Амброузе, как я искушала его и как моя бабушка убедила его положить ребенка в ясли и объявить святым... А он уставился на меня - я никогда не видела, чтобы мужчина мог так вдруг измениться. Он так хохотал, - я подумала, что он сошел с ума. Потом он развязал веревки и сказал: "Ты скоро поправишься, Кезая. Ты будешь еще лучше. Ты хорошая девушка, сегодня мы с тобой хорошо поработали". Я оделась, но не могла найти башмаков... Спотыкаясь, я вышла из дома для странников и пошла домой, и теперь все знают. Тайна раскрыта.

Она была права.

Тайна уже не была тайной.

***

Так я внезапно узнала о яростных страстях человеческих. Те несколько дней всегда будут возникать в моей памяти как самые ужасные. Конечно, с тех пор я познала больший ужас, большие страдания, но в те дни я была так потрясена, что детство мое разом кончилось. Мне казалось, что с того дня, как мы с отцом стояли на берегу реки и видели короля рядом с кардиналом, я медленно, но верно приближалась к этому моменту. Вокруг меня нагромождались смерть и разрушение, как сорная трава в заброшенном саду; тогда же я увидела убийство человека, и это впечатление осталось на всю жизнь. Я слышала, как звонили колокола по королеве Анне и сэру Томасу Мору, воспоминания об этом навевали грустные мысли, но это было совсем другое.