Мэри Картер: Любовь и каприз

Дверь, щелкнув замком, открылась, и в проеме возникла лысая голова камердинера.

- Ох, - произнес он, увидев Мэтью. - Вы уже встали, сэр. Завтракать будете? Мэтью поджал губы.

- Завтрак в половине первого, Дживз? Не смею надеяться. А вот сандвич я бы, пожалуй, съел. И сяду работать.

Дверь открылась шире, впустив верзилу, массивные плечи и брюшко которого были обтянуты безупречно белой сорочкой и втиснуты в дорогой шерстяной костюм цвета морской волны. Одежда изысканного денди нелепо смотрелась на мускулистом увальне, но Мэтью не приходило в голову посоветовать ему изменить свой стиль. Вошедший чрезвычайно гордился своим внешним видом.

- Вы поедете в офис, сэр? - полюбопытствовал он, острым взглядом окидывая беспорядок в комнате и открытый балкон. - Кстати, я бы вас попросил не называть меня Дживзом, мистер Патнем. Вы же знаете, что мне это не нравится.

Мэтью покорно кивнул и, потерпев неудачу в поисках чистой рубашки, схватился за вчерашнюю.

- Нет, сегодня я в офис не собираюсь, - начал он; камердинер тем временем пытался вырвать у него из рук рубашку. - Какого черта, Виктор, что ты делаешь?

- Судя по всему, сэр, вы только что приняли душ, - мягко настаивал Виктор, - и, я уверен, не наденете вот эту гадость, с таким.., фи.., запахом. В нижнем ящике у вас полно свежих рубашек. Скажите только, какая вам нужна, и я тотчас достану.

- Благодарю, Крейтон, я могу одеться сам, - заявил Мэтью, теряя терпение. - Почему бы тебе не убраться отсюда, пока я не закончил? Пойди приготовь кофе или что-нибудь поесть. Нянька мне не нужна.

- А я разве что говорю? - Виктор наконец овладел грязной рубашкой и смял ее в комок, настояв таким образом на своем. - Вид у вас как раз такой, словно вам нужна помощь. Вашей маме это не понравится. Совсем не понравится, вот увидите.

- Моей маме? - Мэтью смолк, вытаскивая чистую рубашку из ящика, указанного Виктором, и снова повернулся к собеседнику. - А при чем тут моя мать?

- Разве вы забыли? Через полчаса с небольшим у вас с ней назначена встреча. Вы вместе обедаете.

- О Боже! - Мэтью движением бедра задвинул ящик и натянул через голову черную спортивную рубашку, которая только подчеркнула землистый оттенок кожи, на что Виктор неодобрительно цокнул языком. Однако Мэтью в этот момент был погружен в собственные мысли. Перспектива обеда с матерью и необходимость выслушивать, как она будет клеймить и обличать его образ жизни, заставила Мэтью пожалеть о том, что он встал с постели.

- Значит, вы говорите, сандвич, сэр? - пробормотал Виктор, очевидно, сочтя более благоразумным дать хозяину передышку. Мэтью бросил на него угрожающий взгляд.

- Ничего съестного, - прорычал он, играя с таким трудом выбритыми скулами. - Быстро принеси мне пива, и без возражений. Ах да, и вызови такси. Вдруг мне повезет, и свободного такси не окажется.

Виктор, направившийся было к двери, остановился на полпути; на его широком лице появилась озабоченность.

- Я могу вас отвезти, мистер Патнем, - предложил он, но хозяин и бровью не повел.

- Я же сказал, что поеду на такси, - ответил Мэтью. - Иди и закажи его, Виктор. И поторопись с пивом!

Три четверти часа спустя Мэтью вышел из такси, сунув водителю пятифунтовую бумажку. "Спасибо", - сказал он рассеянно, жестом отказываясь от сдачи. Затем, ответив сдержанной улыбкой на приветствия швейцара, поднялся по ступенькам подъезда и сквозь вращающиеся стеклянные двери вошел в фешенебельный отель "Ритц".

Вход в ресторан находился в дальнем конце вестибюля, но напитки гости могли заказать в великолепный зимний сад с пальмами в кадках. Мэтью знал, что именно здесь он найдет свою мать, и не ошибся. Она ждала его, потихоньку потягивая минеральную воду - единственный напиток, который она позволяла себе в течение дня. Каролина Патнем, урожденная Аполлониус, настолько благоговела перед собственной внешностью, насколько ее сын пренебрегал своей, и гордилась тем, что ее свадебное платье до сих пор сидело на ней точно так же, как и тридцать лет назад.

Разумеется, при этом она не акцентировала внимания на том, что брак, для освящения которого предназначалось данное подвенечное платье, просуществовал совсем недолго. Она вышла за Джозефа Патнема, когда ей было всего восемнадцать, вопреки воле отца и матери, и вскоре поняла, что родители были правы. Англичанин, по их представлению, без гроша за душой, хорошего происхождения, но лишенный деловой хватки, Джозеф Патнем продержался рядом с ней ровно столько времени, сколько потребовалось для появления на свет их единственного отпрыска, а затем отправился на яхте в кругосветное путешествие, которое окончилось кораблекрушением у мыса Доброй Надежды. Конечно, узнав страшную новость, Каролина, как и положено, его оплакивала. Однако никто не стал бы спорить, что в конце концов она благополучно пережила трагедию, которая избавила ее от шумихи, а заодно и расходов, связанных с разводом. А Аристотель Аполлониус, предпочитавший (по понятным причинам) называться просто Аполлоном, с распростертыми объятиями принял назад в Грецию свою блудную дочь и маленького внука.