Барбара Картленд - Запертое сердце

- Правильно ли мы поступим, если лишим ее того, о чем она так страстно мечтает?

Его самого удивило напряжение, с которым он ждал ее ответа.

- Я думала.., об этом, - проговорила Сирилла. - Я знаю, как для вас важно.., иметь наследника, к которому перейдут ваш титул и обширные владения.

- И каково твое решение? - спросил герцог.

- Думаю.., только, пожалуйста, не надо считать меня самонадеянной.., что, возможно, в один прекрасный день, когда мы получше узнаем друг друга, когда ваши чувства ко мне изменятся и вы будете относиться ко мне как к близкому человеку.., я смогу.., родить вам ребенка. - Она говорила еле слышно. Не успел герцог что-либо сказать, как она поспешно добавила:

- Я знаю, вам будет очень трудно так относиться ко мне. К тому же я не очень хорошо.., представляю, что делают мужчина и женщина для того.., чтобы у них был.., ребенок.

Помолчав немного, Сирилла продолжила:

- И хотя вы никогда не сможете.., полюбить меня и подарить мне свое сердце.., для меня будет большой радостью.., просто счастьем.., носить вашего.., ребенка.

Герцог направился к Сирилле и хотел взять ее за руку, но она отстранилась.

- Я говорю только о том, что может произойти.., в будущем. Вполне возможно, что пройдут годы, прежде чем вы почувствуете ко мне.., привязанность.., и мне не хотелось бы, чтобы вы думали, будто я забыла о данном вами обете целомудрия. - Она не поняла выражения, появившегося на лице герцога. - П-по-жалуйста, простите меня за то, что я опять.., заговорила об этом, но ведь вы сами.., попросили меня ответить на ваш вопрос, и я отважилась высказать свои соображения.

- Я слушаю тебя с огромным интересом, Сирилла.

Ему предоставляется возможность, сказал себе герцог, расставить все по своим местам. Но по каким-то неясным для себя причинам он опять упустил удобный момент и заговорил о чем-то постороннем, почувствовав, что не способен вернуть беседу в нужное ему русло.

Однако позже, когда он закрылся в своей комнате, в нем вновь вспыхнула решимость. Он раз и навсегда даст понять Сирилле, что считает себя ее мужем и намерен действовать в соответствии со своим статусом.

Он представил, как бы смеялся, если бы ему рассказали, что романтические мечты юной девушки помешали какому-то мужчине уложить ее в постель и обращаться с ней так, как муж должен обращаться со своей женой.

Ему вспомнились анекдоты о неспособных мужьях, и он решил, что больше не потерпит подобной чепухи. И чем скорее он вернется в Париж, тем лучше!

Пока камердинер помогал ему раздеваться, герцог продолжал мысленно насмехаться над собой. Должно быть, он стареет, если, перебывав в любовниках у всех женщин, которые когда-либо пленяли его воображение, не способен объяснить восемнадцатилетней девчонке, что хочет от нее.

"Мне трудно только из-за того, что она слишком неискушенная, - подумал он. - И у меня не вызывает ни малейшего сомнения, что она, как любая другая женщина, просто играет роль и вовсе не так невинна, как кажется".

Глумясь над своими колебаниями, он в то же время прекрасно понимал, что, какой бы прекрасной актрисой ни была женщина, она не способна смотреть с таким обожанием, которое он увидел в глазах Сириллы, или заставить свой голос звучать с такой неподдельной искренностью.

- Какой абсурд - воспринимать меня как рыцаря в сверкающих на солнце доспехах! - оставшись один, воскликнул герцог. - Боже мой, если бы мои друзья послушали Сириллу, они животы надорвали бы от смеха!

Гораздо лучше тех, кто его критиковал, он представлял, какую создал себе репутацию. Он был отлично осведомлен о последствиях своих буйных выходок. Газетные статьи, в которых осуждалось его поведение, только веселили его.

Он намеренно бросил вызов устоям общества, его целью было шокировать обывателей, стать олицетворением всего, что считалось развратным и аморальным.

Он преуспел в своем начинании, однако это, как ни странно, не притупило боль, которая и была причиной столь вызывающего поведения, не залечило рану.

- Черт побери, я становлюсь излишне впечатлительным! - громко проговорил он.

Он обвел взглядом огромную комнату с обшитыми резными панелями стенами, расписным потолком, скрытой под балдахином широченной кроватью, в изголовье которой висел герб.

Внезапно его охватило бешенство.

- К дьяволу этот дом! - возмутился герцог. - Он полон призраков, которые заглядывают мне через плечо! Завтра же вернусь в Париж - там мое место, и только там я чувствую себя дома!

У него возникло впечатление, будто он бросил вызов своим предкам. Его не покидало ощущение, что они тянутся к нему из своих могил, пытаясь вернуть его в свой круг и заставить подчиниться их воле.