Кейт Холмс - Аметист и золото

— Когда-то это ели рабы, — пояснил Алекс. — Обычно фейжоаду готовят на обед по субботам. Но здесь, в этом заведении, его можно заказать и в будний день. Я обожаю обедать в этом уютном трактире.

— Да, очень вкусно, — подтвердила Мелисанда, вылавливая сосиску из аппетитного варева.

— Далеко не все так считают, — сказал Алекс. — Но и не каждому удается столь быстро освоиться в Бразилии, как тебе. Скажи, Рио не пугает тебя своими колоссальными размерами и дурной репутацией неспокойного в криминальном отношении города?

— Меня, жительницу Нью-Йорка? Ты, наверное, шутишь! — усмехнулась Мелисанда.

Алекс рассмеялся, отчего черты его лица стали мягче:

— Верно! И Рио, и Нью-Йорк — большие города, однако… — Он вдруг умолк и задумчиво уставился на свою спутницу, тщательно перемешивающую в тарелке компоненты национального блюда. — Скажи, пожалуйста, Мелисанда, — наконец произнес он, — как случилось, что такая красивая женщина, как ты, до сих пор не замужем?

Она залилась румянцем и вздернула подбородок.

— Мне только двадцать пять лет! Я еще не старуха.

— Это верно, — нервно хохотнул Алекс. — Впрочем, и в пожилом возрасте ты будешь хороша собой: у тебя особая конституция и черты лица, которые не портит возраст. Старость тебе не страшна, не бойся.

Мелисанда слегка поперхнулась от неожиданности: не хватало только, чтобы они начали обсуждать, какой она станет в старости!

— Слишком горячее, — отдышавшись, пояснила она.

— Но я так и не услышал ответа на свой вопрос! Знаешь, а в Бразилии женщины твоего возраста обычно уже имеют по двое детей.

— Рада за них! А сколько детей имеют мужчины твоего возраста, хотелось бы мне знать? Сколько тебе сейчас — тридцать два или тридцать три? Я слышала, что здесь принято иметь детишек и на стороне, во всяком случае, среди твоих ровесников, — язвительно добавила Мелисанда.

— Это уже слишком! — Алекс умоляюще взглянул на нее и вскинул руки, прося пощады.

— Ты первый начал задавать глупые вопросы! — парировала Мелисанда. — Я спокойно ела фейжоаду.

— Откуда же мне было знать, что у тебя есть когти?

— Впредь не советую забывать об этом!

— Кошка! — улыбнулся Алекс.

— Мяу! Не забывай, мы поедаем крыс!

Алекс откинул голову и расхохотался, на него стали оглядываться посетители трактира.

Мелисанда тоже покатилась со смеху. Она заметила, что, всегда такой важный и властный, Алекс становился милым и обаятельным, когда расслаблялся и приходил в хорошее расположение духа.

— Лучше ешь фейжоаду и молчи! — приказал он, делая нарочито строгое лицо.

— Но лишь при условии, что ты прекратишь задавать вопросы личного свойства!

— А другие вопросы можно?

— Смотря какие!

— Хм, даже не знаю… — Он наморщил лоб. — Нет, у меня решительно не нашлось к тебе ни одного вопроса не личного характера. Меня интересует только то, что касается непосредственно тебя.

Мелисанда порозовела, смущенная его особым тоном.

— Алекс, я терпеть не могу глупого флирта. — Мелисанда строго взглянула на него. — Пожалуйста, не надо портить вечер пошлостями.

— А я и не собирался говорить пошлости! И почему ты решила, что я с тобой флиртую? — Он подался вперед и накрыл ладонью ее руку. — Ты действительно интересуешь меня, Мелисанда. Почему ты мне не веришь?

Его легкое прикосновение растопило ее сердце, но усилием воли она заставила себя высвободить руку и положить ее на колени. Жар охватил ее с головы до ног, она скомкала салфетку.

— Нет, это не так, — каким-то чужим, низким голосом ответила она. — Я тебе верю.

Алекс мягко улыбнулся:

— А я тебя интересую?

— Да, — через силу сказала Мелисанда.

Большего она сказать не могла, равно как и солгать. В ушах у нее зашумело, и она с трудом расслышала, как Алекс произнес:

— Значит, все в порядке? Никаких обид? Тогда ешь фейжоаду, раз уж мы пришли сюда. Я не могу позволить себе приглашать в ресторан женщину, которая оставляет свой ужин на тарелке.

Работа Мелисанды продвигалась, и она радовалась своим успехам, хотя и знала наперед, что будет корить себя за недостаточное рвение, когда вернется в Нью-Йорк. Времени ей катастрофически не хватало, а планы у нее были грандиозные.

Она досадливо поморщилась, мысленно упрекнув себя за непозволительную несобранность. Если и впредь позволять себе предаваться мечтам в рабочее время, то она обречена ползти, как черепаха. Но как избавиться от назойливых воспоминаний об Алексе? Вот уже не в первый раз за это утро они настойчиво лезли в голову, отвлекая ее от лежащей перед ней книги.