Джилли Купер - Гарриет

- Джон и Шарлотта! - обратилась к ним миссис Боттомли. - Познакомьтесь. Это мисс Пул.

- Здравствуйте, - не очень уверенно сказала Гэрриет. - А это Уильям.

- Как вы доехали? - важничая, заговорила младшая девочка. - Мы сейчас... мы сейчастливы вас видеть. У Амброзия течка, его поэтому не пускают гулять. Правда, он оказался Амброзия, а не Амброзии, только когда папа его купил, мы думали, что он Амброзии.

Миссис Боттомли наклонилась за чемоданом.

- Пойдемте, - через плечо бросила она Гэрриет и величественно направилась к лестнице.

- Осторожнее! - крикнула Гэрриет, но было уже поздно. Шпагат, которым был перетянут чемодан, лопнул, и все содержимое - по большей части их с Уильямом белье, которое она не успела постирать перед отъездом, - вывалилось на пол.

Дети просто закатились от смеха. Шатти подвывала, держалась за бока, и никак не могла остановиться. Лед был разбит окончательно и бесповоротно, и брат с сестрой бросились подбирать вещи.

Миссис Боттомли, напротив, еще больше надулась. За все время, пока они с Гэрриет поднимались по лестнице, а потом шли по длинному коридору, она ни разу не обернулась.

Дом, снаружи такой мрачный, изнутри оказался воплощением поистине барской праздности. Толстые, мягкие, как мох, ковры, обои "под мокрый шелк", портьеры самых смелых и невообразимых тонов - все это было подобрано вдохновенно и со вкусом, но явно без оглядки на расходы.

Проходя мимо зеркал, висевших на каждом шагу в прихожей и на лестнице, Гэрриет старалась не смотреть на собственное бледное, озабоченное отражение.

- Прекрасный дом, - сказала она в надежде хоть чуть-чуть поколебать ледяную неприязнь миссис Боттомли. - И видно, что вы прекрасно за ним смотрите.

Миссис Боттомли не удостоила ее ответом.

- Ваша спальня, мисс, - сказала она наконец, перешагивая порог небольшой комнатки. Все здесь, не считая желтых занавесок и желтого цветастого покрывала на старинной кровати с деревянными столбиками, было выдержано в серо-белых тонах. - Мальчик может спать в соседней комнате, суховато добавила она, всем своим видом показывая, что ребенок для нее не существует.

- Спальни Шатти и Джона в другом конце коридора, но они сообщаются с вашей при помощи вот этого устройства. Не забывайте включать его на ночь. Тогда, если кто-то из детей проснется среди ночи, вы тут же услышите. Сегодня я уложу их сама. Ужин для вас будет готов через час. - Говоря все это, она ни разу не взглянула Гэрриет в лицо.

Гэрриет тоскливо вздохнула: что ж, видно, она пришлась не по нраву домоправительнице.

Через час, войдя в большую, зеленую - явно викторианскую - столовую, она увидела длинный стол, накрытый на одну персону, и загрустила еще больше.

- А вы разве не поужинаете со мной? - робко спросила она у миссис Боттомли.

- Благодарю, я привыкла есть у себя. Надеюсь, что сегодня я вам не понадоблюсь, - ответила миссис Боттомли и начала царственно удаляться, но в эту самую минуту за спиной у нее раздался приглушенный всхлип. Обернувшись, она увидела жалкое девчоночье лицо с дрожащими губами и судорожно сжимаемый в кулаке носовой платок.

Сердце миссис Боттомли дрогнуло. Она быстрыми шагами приблизилось к Гэрриет и обняла ее за плечи.

- Ну, будет тебе, деточка, не плачь. Ты и оглянуться не успеешь, как ко всему здесь привыкнешь. Сейчас тебе, конечно, кажется, что в нашей глухомани можно пропасть с тоски, но знала бы ты, как тебя ждали дети, - тебя и твоего малыша! Да и мне с тобой все будет веселее. Одной, знаешь ли, скучновато по вечерам.

Гэрриет высморкалась и спросила:

- Так вы не осуждаете меня за то, что я родила Уильяма без мужа?

- И в мыслях не было! - солгала миссис Боттомли, которая не далее как вчера обещала своим приятельницам в деревне, что поставит эту блудницу на место.

- Пойдем-ка лучше поужинаем вместе на кухне. Глядишь, после еды тебе и полегчает немного. Пойдем, пойдем, выпьем по капельке хересу за знакомство!..

Глава 11

И все же Гэрриет не раз потом поражалась тому, как она выжила в эти первые несколько недель. Каждое утро надо было вставать в шесть, чтобы накормить и подмыть Уильяма, отвезти Шатти в школу и вернуться - уже к следующей кормежке Уильяма. Потом была нескончаемая стирка и глажка, потом она моталась в деревню за покупками, потом прибирала комнаты, готовила еду, стелила постели - и так день за днем, без конца и края.

Вечером она валилась в кровать в полном изнеможении, чувствуя, что не выдержит больше ни дня, и засыпала в слезах, а через час или два ее будил крик Уильяма, у которого начали резаться зубки. Дел всегда было невпроворот, но с работой Гэрриет еще худо-бедно справлялась. Труднее было оставаться неизменно бодрой и веселой, что как бы тоже входило в ее обязанности. Шатти совершенно не умела играть одна, и ее все время приходилось чем-то занимать. Ее бурная любовь к Уильяму представляла ежечасную угрозу для его здоровья: то она умудрялась скормить ему что-то неудобоваримое, и он срыгивал все молоко, то она вбегала и будила его через пять минут после того, как Гэрриет с трудом удавалось его уложить.