Кэтрин Лэниган - Волшебное очарование Монтаны

- Эй, парень, ты мог бы вытащить эту дрянь пинцетом без моей помощи.

Остин уставился на него в изумлении.

- А вдруг заражение? И потом, мне нужно.., болеутоляющее.

- Болеутоляющее? - переспросил доктор, выпучив и без того круглые карие глаза.

- Да, сэр. Демерол. Перкодан. Когда мне оперировали колено, то давали демерол.

- Оперировали колено? - вновь переспросил доктор, продолжая таращиться на Остина.

- Да, сэр. Разрыв связки. Травма при катании на лыжах.

Доктор хмыкнул, развернулся и молча вышел. Остин слышал, как он прошагал тяжелой гулкой поступью по коридору. До ушей Остина донесся звон стекла, хлопок дверцы шкафа. Доктор не заставил себя ждать.

- Вот "Дикий турок", - заявил он, подняв бутылку. - Вот "Черный Джек". Чем не болеутоляющее? -Он до краев наполнил два стакана. - Тебе достанется "Дикий турок". Я не трачу свою лучшую выпивку на пациентов. Опрокинь это внутрь, сынок, и я возьмусь за работу.

Остин не смог скрыть недоверчивую улыбку.

- Вы шутите.

- Прекрасно, - промолвил доктор, пожав плечами, и потянулся за стаканом Остина, - будь по-твоему. Хорошей выпивке незачем пропадать.

- А как насчет демерола?

- У меня его нет.

Остин глубоко вздохнул, выхватил виски из рук доктора и осушил стакан единым духом.

- Так-то лучше, - улыбнулся доктор и поставил стаканы на металлический столик на колесиках возле стола для осмотров.

Затем он уложил Остина на спину. Натянул перчатки, достал стерильные инструменты, склонился над ногой Остина и стал с осторожностью промывать рану и извлекать дробинки.

Его осторожность и стремление не причинить лишнюю боль тронули Остина до глубины души.

- Кто подстрелил тебя, сынок?

- Я предпочел бы не говорить.

- Не волнуйся. Хоть ты и новичок здесь, но ты мне по сердцу. Я ничего не скажу тебе во вред.

- Это была.., женщина.

- Женщина? Ха! - взревел он. - Единственная чокнутая в этих местах, которая сначала стреляет, а потом спрашивает, - это Аделаида Скай, но она мертва.

- Тогда это кто-то из ее семейства.

Доктор выпрямился, зажав в пинцете дробинку.

- Моника? А что ты натворил?

- Мне стыдно признаться, - стушевался Остин, закатив глаза.

- Судя по тому, как ты покраснел, думаю, ты разделяешь мое мнение, что она - самая миленькая женщина в этом городе, а возможно, и во всей Монтане. Правда, я повидал не так уж много мест.

- Зато я повидал немало и еще не встречал такой, как она, - кивнул Остин.

- Уверен, что Моника нигде бы не затерялась. Она неповторима.

- И не только внешностью. - Опершись на локти, чтобы увидеть реакцию доктора, Остин выпалил:

- Она даже не взглянула, кто я такой. Она просто.., выстрелила в меня!

- Тогда это точно Моника! - захохотал доктор.

- У нее не в порядке с головой?

- Местные говорят, что она чокнутая. Дескать, тронулась рассудком.

- Это правда?

- Я бы так не сказал. А как по-твоему? Остин опустил глаза на свою окровавленную ногу.

- Откровенно говоря, если бы я был женщиной и жил в глуши, как она, то я бы тоже, наверное, одичал. Она сказала, что недавно умерла ее бабушка.

- Это правда. Ада была замечательной женщиной. В свое время она была красавицей, - задумчиво промолвил доктор. - Долгие годы Ада страдала от эмфиземы. Она умерла в середине девяностых, а появилась здесь семнадцатилетней невестой Фостера Ская в двадцать восьмом. Я помню, как еще ребенком думал, что Ада - это мой идеал женщины. Она была ангелом. Клянусь, что ее смерть для меня так же болезненна, как и для Моники.

По тому, как говорил доктор об Аделаиде Скай, Остин сделал вывод, что старик был влюблен в нее.

- Ужасно, но я наступил на ее могилу.

- Не стоит сокрушаться.

- То есть?

- Перед смертью Ада в точности указала Монике, где и как ее похоронить. Иногда она совершала глупости, и это была одна из таковых. Она настояла, чтобы ее погребли прямо посредине двора перед домом. Чтобы "по-прежнему во всем участвовать", по ее словам. Ада очень любила людей...

- Но у меня сложилось впечатление, что Моника желает вести жизнь отшельницы.

- Это Роза, ее мать, научила ее ненавидеть все, что движется на двух ногах. У Розы вся жизнь пошла наперекосяк. Она не смогла простить своему отцу, что он ее бросил, а отцу Моники - что тот ворвался в ее жизнь, обольстил, а потом исчез. - Доктор вынул последнюю дробинку из ноги Остина, приложил к ране тампон и обмотал ногу марлей.

- Однако это не объясняет, почему Моника очень огорчилась, когда увидела мой дом.

- А что с твоим домом?

- Я затеял ремонт.