Грейс Металиус - Нет Адама в раю

Много лет спустя Арман вспоминал, как он мечтал в тот день, когда записался добровольцем в армию. Британская армия сыграла с ним злую шутку. Уже в тренировочном лагере врач определил, что у Армана проколота барабанная перепонка, да и зрение не соответствует норме. Его отправили в школу, потом определили пекарем, и ближе всего к немцам Арман находился во Франции, когда выпекал хлеб в одном из госпиталей далеко-далеко от линии фронта.

Арман Бержерон так и не вернулся в Канаду фронтовиком-героем. И на Сесилии Дюплесси жениться ему тоже не пришлось.

Глава вторая

Что-то слишком это затягивается, подумала Моника Бержерон. Просто чересчур. Если верить доктору Саутуорту, Арман должен был умереть еще год назад, а он до сих пор цепляется за жизнь. В спальне бесстыдство, в доме вновь просто насилие над ней и над ее ребенком.

Будь у Армана хоть капля гордости, подумала Моника, он бы перестал бороться, и ушел в луший мир тихо и незаметно. Хотя бы, чтобы дочку не мучить.

Бог - свидетель, Моника не рассчитывала на понимание со стороны Армана, но ведь об Анжелике, которую он якобы любит, Арман мог бы подумать!

Моника с остервенением драила медный тазик, в котором принесла перепачканное белье. Она чистила его до тех пор, пока покрасневшие руки не защипало от хлорки.

Одиннадцать часов ночи, а работы у нее непочатый край. Только часа через два она наконец сможет погасить свет и лечь в постель.

Жалкий мерзавец, думала Моника. Когда же он все-таки даст дуба? Чего тянет, ведь все равно это случится. Почему не сейчас? Не сегодня. О нет, Арман не таков. Несмотря на все ее ухищрения, он выживет. Назло ей. Просто, чтобы насолить.

Моника склонилась над ванной и принялась выкручивать простыни и тряпки, которые вымачивала. Закончив, она отнесла их на кухню и бросила в стоявший на печке чан, чтобы прокипятить. Огонь в топке угасал, и Моника пошла на заднее крыльцо, чтобы набрать в ведерко угля.

Снаружи сразу пробрало холодом и она злорадно улыбнулась, подумав, как мерзнет наверху Арман. Хотел ее надуть, ее-то! Притворился спящим, чтобы труднее было чистить за ним и менять простыни.

Принеся ведерко с углем в кухню, Моника кинула взгляд на потолок, мысленно представив себе открытое окно наверху в спальне.

Замерзни, мерзавец! - мысленно пожелала она.

Она подбросила угля в топку и выдвинула вьюшку. Потом вынесла ведерко на крыльцо, вернулась и заметила тоненький угольный след, который протянулся от печки до кухонного порога. Моника тут же разболтала в горячей воде кусочек мыла и принялась отмывать пол.

В городе Моника слыла непревзойденной домохозяйкой - так оно на самом деле и было. Но никто даже представить себе не мог, с каким остервенением Моника набрасывалась на любую домашнюю работу. В заботе, которую она проявляла о своих вещах, не было и тени любви. Смахивая пыль с мебели и полируя до блеска и без того идеально гладкую зеркальную поверхность, Моника видела в каждом предмете врага, готового двинуть против нее армаду грязи, полчища соринок и микробов, - и Моника целыми днями как одержимая скребла и драила, мыла и чистила, чтобы навеки заточить врага в темницу стерильности. Война была объявлена всему дому - и полу, и стенам, и мебели, и семейной одежде. Анжелика, ее дочь, была единственной школьницей, платья которой менялись трижды в день.

Газет Моника не читала никогда, не говоря уж о книгах.

- Где мне взять время для такой дребедени? - окрысилась она как-то раз, когда Арман поинтересовался, почему она никогда не заглядывает в газеты, которые он каждый день приносит, возвращаясь с работы.

- Кто тогда будет поддерживать чистоту и порядок во всех шести комнатах нашего дома? - сердито продолжала она. - Кто будет стирать и гладить твою одежду? Если бы я не ходила за тобой, как за ребенком, ты бы совсем зарос грязью, как последняя вонючая свинья.

Арман вздохнул. "Вонючая" и "cвинья" стали излюбленными словечками у Моники.

- Неужто ты думаешь, что я не хотела бы валяться в шезлонге, задрав ноги, и почитывать газетки, как ты? - спросила она.

Арман окинул жену долгим изучающим взглядом - безукоризненно чистое, отутюженное и накрахмаленное платье сидело на хрупком теле, словно влитое.

- Нет, Моника, - ответил он. - Я так не думаю.

Покончив с кухонным полом, Моника оставила белье кипятиться в чане на печке, а сама поднялась наверх и принялась чистить ванну. Часа два спустя с основной работой ей удалось справиться. Она прополоскала белье, надела пальто и собралась выйти на улицу, чтобы повесить белье сохнуть на натянутых во дворе веревках. Перчатки Моника не надела и леденящий ветер немилосердно терзал ее руки, простыни же замерзали на ветру, едва Моника успевала развесить их на веревке.