Роксана Пулитцер - Двойняшки

- Простите уж нас, грешных, - сказал Декстер, сцепив ладони и напустив на лицо покаянный вид.

При этом его насмешливые глаза посмотрели на Энн так, словно он заглядывал в самые скрытые уголки ее души.

- Я уверен, что Малколм - замечательный мальчик, - произнес Харрисон, - но дело не в этом, Энн. - Он говорил таким лишенным эмоций голосом, словно речь шла о погоде, а не о живых людях.

В нем не чувствовалось ни тени раскаяния. Его голос вызывал у Энн глубокое отвращение.

Она знала, что Декстер терпеть не может евреев.

И не могла простить ему этого, хотя и понимала, что причиной было то, что Декстер не чувствовал себя органично своим в высшем обществе. Если ей когда-нибудь удалось бы уговорить его поехать с ней в одну из стран, в которых она работала, может быть, даже в Израиль...

- Харрисон прав, - твердо сказал Декстер, - дело не в Малколме. Дело в том, что мы не имеем права допустить, чтобы Палм-Бич стал каким-то.., каким-то...

- Грязным, - подсказал Харрисон.

- Именно, - согласился Декстер.

- А мне кажется, - с чувством сказала Энн, - что он и так уже достаточно замаран.

Разговоры вокруг них стихли, гости слушали, о чем идет спор. Декстер уставился на жену. Больше всего на свете он не любил публичных скандалов. Он подумал, что, если Энн скажет еще хоть одно слово, он ударит ее. Она посмотрела на него в упор. Ее взгляд был достаточно жестким. Но, оценив ситуацию, она грациозно повернулась к гостям со словами:

- Давайте займем места, а то, кажется, мы отвлекли внимание зала от Лестера и его оркестра.

Декстер согласно кивнул, но выражение его лица говорило о том., что его разговор с Энн еще не закончен.

Все расселись по местам, поднялся занавес. Невысокая изящная девушка с копной каштановых волос, сидевшая рядом с Энн, наклонилась к ней и прошептала:

- Хочешь риталина?

Девушку звали Ингрид, выглядела она довольно потрепанной, хотя ей было всего двадцать пять. Проглотив белую пилюльку, она продолжила:

- Я так устала от этого. Как ты можешь их выносить? Одни и те же надоевшие лица каждый вечер - шампанское в "Табу", ужины в "Нандо", танцы в "Колони". Если мне еще раз придется сделать эпиляцию ног воском, я, наверное, умру.

Энн отказалась от наркотика, но вопрос Ингрид заставил ее задуматься. В самом деле, как она все это выдерживает? Может быть, ей это удается лишь потому, что усталость - это такое состояние души и тела, которое ей было мало знакомо. Она умела мечтать и фантазировать, поэтому ей удавалось мысленно отправиться куда угодно и в любой момент.

Декстер чуть повернул голову и посмотрел на Энн.

По выражению ее лица он понял: она опять находится где-то очень далеко в своих мыслях, в которых ему нет места. Это лишний раз доказывает - ей в высшей степени наплевать, что говорит и думает он или кто-то другой в этом зале. Его черные глаза угрожающе сверкнули.

А Энн на самом деле думала о Декстере - о его холодной и зловещей красоте, красоте ледяной скульптуры. Она взглянула вверх на хрустальную люстру, с которой, казалось, спускались тысячи светлячков и кружились у нее над головой.

Прошлое

Джейн лежала полностью обнаженная, если не считать белых хлопковых перчаток на руках, намазанных кремом "Пондс", на массажном столе у бассейна в ее новом доме.

Ее мать не поладила с Полом, поэтому ей пришлось купить прелестный старинный особняк, построенный еще в 1900 году в колониальном стиле. Она сделала в доме капитальный ремонт. Трехэтажный, из кипарисовых бревен, скрепленных клиньями, он был обшит деревянными панелями, на окнах - ставни, на фасаде - прочие атрибуты начала века. Красивейший ландшафт был чудесным дополнением особняка: сад с орхидеями всех цветов и оттенков, гардениями и величественными платанами под окнами. Вход на длинную кирпичную веранду был затенен зарослями цветущего жасмина и сандалового дерева.

В доме - высокие потолки, украшения в виде кружевной резьбы, желтые сосновые полы. Обставлен старинной английской мебелью в деревенском стиле, обтянутой тканью, рисунок на которой выполнен по специальному заказу. Стены украшали антикварные ковры. Интерьеру этого уникального строения был посвящен один из номеров журнала "Архитекчерал дайджест", полный восхищенных оценок стиля, названного "благородная ветхость".

Парадоксально, но ветхость дому скорее придавали не шкафы и буфеты, а собаки, которые жили в доме Джейн: три Лабрадора, две борзые, две немецкие овчарки и две таксы. Пожилые псины лениво валялись на всех креслах и диванах под вентиляторами, размещенными на потолке, - кондиционера в доме не было.