Фанни Райдер - Свет маяка

- Спасибо за предложение.

- А.., вы уверены, Гас, что не хотите еще кофе? - пролепетала хозяйка, вдруг испугавшись перспективы остаться со своим загадочным гостем один на один.

- Кажется, Берил опасается, что, едва вы переступите порог, у меня отрастут клыки, - хмыкнул Луис.

- Кто тебя знает? Может, ты маньяк-убийца! - мстительно парировала молодая женщина.

Огастус поскреб в затылке.

- У меня, знаете ли, огромный опыт профессионального общения со всякого рода мерзавцами. И я со всей авторитетностью заявляю: Луис к таковым не относится.

- Мерзавцами? - слабо переспросила Берил.

- Говоря общедоступным языком, признаков психической неуравновешенности я у Луиса не наблюдаю, - успокоил ее Огастус.

Гость широко ухмыльнулся. И Берил в очередной раз мысленно прокляла пресловутую мужскую солидарность.

- Может, он умело маскируется? - ехидно предположила она.

- Не исключено. Так что вы от меня хотите? - заботливо осведомился врач.

Глаза его озорно поблескивали: он отлично понимал, что молодая женщина говорит не всерьез.

- Ах, да убирайтесь вы домой к вашей женушке со скалкой, - вздохнула Берил, указывая на дверь.

- Как скажете! - весело согласился Огастус, застегивая плащ. - 0-ох, простите!

Едва он приоткрыл дверь, в коридор влетел Бони, как всегда, по уши в грязи.

- Ты куда, приятель? - В голосе Луиса зазвенел металл, и от этих ноток сердце Берил беспомощно дрогнуло, а пес затормозил так резко, что последние полметра проехался на пузе. Гость наклонился, подхватил спаниеля на руки и сурово произнес:

- Пока тебя не вымоют, ты и шагу по чистому полу не сделаешь!

Ничуть не обидевшись, Бони лизнул "воспитателя" в нос и с энтузиазмом замахал хвостом, безоговорочно признавая авторитет сильного. Луис расхохотался - радостно, безудержно, и сердце Берил вновь беспомощно затрепыхалось в груди. Он словно преобразился - куда только подевались холодный цинизм и мрачная, угрюмая отчужденность! Теперь он просто-таки излучал неодолимое обаяние, противостоять которому не смог даже Бонифас. Этот человек словно калейдоскоп, подумала Берил. Чуть встряхнешь - и разрозненные фрагменты личности складываются в новую, неожиданную картинку.

- А вы умеете обращаться с собаками, - похвалил Огастус, надвигая на лоб капюшон. -У вас, наверное, есть свой любимец?

- Нет.., но в детстве был, - Луис возвел глаза к потолку, мучительно пытаясь сосредоточиться. - Рыжий котяра.., толстый такой, вроде диснеевского. Я его на улице подобрал.

- А как его звали, не помните? Гость виновато развел руками.

- Рыжик? - шутливо подсказала Берил.

- От души надеюсь, что даже мальчишкой я был в состоянии придумать что-нибудь пооригинальнее! - фыркнул Луис. Он посмотрел на Бони, словно воскрешая в памяти знакомые картины. - Там был двор.., и раскидистое дерево... Однажды кот залез на самый верх, спасаясь от соседского пса, а вниз - никак. Пришлось тащить приставную лестницу. - Он шумно, с перерывами, вздохнул. Больше ничего не помню, хоть убей.

- Все в порядке: память понемногу возвращается, - ободрил пациента Огастус. - Сначала воскресают воспоминания о событиях более давних, а потом, мало-помалу, свеженькие поступления.

И доктор Макнайт с достоинством удалился, очень довольный тем, что его профессиональная репутация в очередной раз себя оправдала.

Берил заперла за ним дверь, набрала в грудь побольше воздуху.., и с обреченным видом обернулась к Луису.

- Знаю, ты по горло занята, так что ступай работай, а я пока вымою маленького негодяя, - неожиданно предложил он и ласково потрепал Бони за ушами, словно не замечая, что руки его уже по локоть в грязи. - А потом заодно и пол протру.

Берил с трудом представила Луиса Гренвилла с ведром и шваброй в руках. Зато куда легче могла вообразить его отдающим приказания почтительной прислуге.

- Право же, не нужно... - пролепетала она.

- Может, я и потерял память, но я не калека беспомощный, - твердо сказал Луис. - Раз уж я свалился как снег на голову, обременять тебя я не хочу. Лучше уж сделаю что-нибудь полезное, чем лежать и мрачно размышлять о своей горькой участи. Занимайся спокойно своей живописью, а про меня и думать забудь.

Берил ничего не оставалось, как только принять великодушное предложение. Впрочем, это было легче сказать, чем сделать. Художница ощущала себя пленницей в собственном доме. И каждая новая встреча с незваным гостем сокрушала барьеры, возведенные ею вокруг себя и своей жизни.

Даже сидя в своей студии и включив радио на полную громкость, Берил не находила в себе сил сосредоточиться на тонкой, кропотливой работе. Так что, пока цветочки Алберта увядали на полке, она обратилась к эскизам неба и моря, отделывая в цвете то, что набросала карандашом в незабываемое утро накануне бури. У горизонта громоздились свинцово-серые тучи, ветер трепал ей волосы, норовя вырвать из рук альбом для зарисовок, а она самозабвенно переносила на бумагу прихотливые очертания ежесекундно меняющегося мира.