Биба Мерло - Любовный напиток

Мы досмотрели фильм до самого конца (и я, и Лопес видели его уже в ЧЕТВЕРТЫЙ раз), это было что-то вроде платы за проведенное тут время.

И вот теперь я снова здесь.

Лоран разбогател благодаря рекламе. Теперь в его доме только дизайнерские вещи. Отлично. Съемочная площадка уже подготовлена, нужно только выставить освещение. Огромная кухня из нержавеющей стали, девственно чистая; может, ему доставляют всю еду на вертолете прямо из ресторана шеф-повара Феррана Адрии или он нашел способ вообще не есть, но на этой кухне уж точно никто не готовил последние лет сто.

— Hi!

Я поворачиваюсь и вижу его. Крепкое рукопожатие. Такое же честное, как и много лет назад.

Он не изменился, только стал более грузным, и волосы слегка поредели. А может быть, это я теперь совсем другой. Я стал мужчиной, как и он, и у меня такое чувство, что пространство между нами сократилось, как будто он ждал меня. Он предлагает мне сигарету и делает знак, чтобы я первым рассказал о себе.

— Да, я режиссер. Вроде получается. Я только что закончил монтировать свою часть совместного проекта, знаешь, из тех, которые потом рекламируют как «лучшую вещь нового поколения итальянских режиссеров».

— Я знаю, ты хороший режиссер.

— Ну, возможно. Эпизод действительно неплохой. Потом мне заказали снять рекламу французского сыра, агентство мне сообщило, что съемки будут происходить в твоем доме, ну, сам понимаешь, «это только ради денег».

Он не отвечает, но затягивается гораздо глубже, чем раньше, как будто иной раз он говорил сам себе то же самое.

Он показывает мне комнаты. Верхний этаж: потрясающий сервант Бернини; знаменитейший книжный шкаф Соттсасса; сзади сад, шезлонги из тикового дерева и подушки из египетского хлопка; маленькое озеро.

«Только ради денег», есть много способов, чтобы направить миллионы разочарованных в жизни домохозяек, прозябающих в ужасных квартирках на окраинах, к прилавку супермаркета, чтобы они, не задумываясь, выбрали камамбер, завернутый в белую бумагу с логотипом, который изобрел Лопес: мельница, нарисованная акварелью.

Вот он-то точно выбился в люди: стал одним из лучших иллюстраторов, живет на Манхэттене, мы с ним уже очень давно не виделись.

— Как насчет перекусить вместе в бистро? — прерывает мои мысли Лоран.

— Нет, спасибо. Моя жена, Лиза, очень устала. Она ждет меня в машине. Она беременна.

— О, поздравляю.

Больше он ничего не добавляет. Потом как бы вскользь:

— А у нее как дела? Я так давно ничего не слышал о твоей матери. Мне хотелось бы снова повидаться с ней, я хотел позвонить, но… знаешь, мы больше не работаем вместе, прошло уже (пауза) восемь, девять лет.

(Конечно, я знаю. Это случилось, когда ты перестал верить в свои мечты, верить, что мир может быть не таким уж дерьмовым, когда ты предпочел деньги. Простая, но действенная схема для тех, кто хочет достойно жить. Главное — иметь плохую память.)

— В любом случае она знает, что всегда может приехать сюда. Скажи ей, что я ее жду.

— А вот она перестала тебя ждать месяц назад. Она умерла 16 июля. От рака.

Я говорю ему это, пока мы прощаемся, глядя друг другу в глаза. Мне кажется, что его рукопожатие слабеет на мгновение, как будто кровь перестает течь, а в глазах загорается что-то, яркое воспоминание, нечто очень важное.

Я иду к калитке, оставляя на гравии, хрустящем у меня под ногами, глубокий след.

«Веди себя хорошо», мне слышится ее звонкий голос в мобильном, всего десять лет прошло, а кажется, что целый век. Да пошел он куда подальше вместе со своим гребаным гравием!

Когда я поворачиваюсь, чтобы закрыть за собой калитку, он все еще стоит на пороге дома, неподвижный, внезапно постаревший.

Молодой, крепкий, может показаться резковатым, но от более искушенных ценителей не укроется его настоящий характер — он виден сразу. Зачем ждать, выдерживать его прежде, чем выразить свое мнение или насладиться его жизненной силой? Он богат на обещания, но глупо прерывать дегустацию только для того, чтобы узнать, сдержит ли он их в конце концов. Почему будущее должно оправдывать прошлое? А если будущего не будет? Обещание — это вызов, заклинание, попытка предотвратить исчезновение чего-то или кого-то и растянуть настоящее до той грани, на которой «сейчас — это уже завтра».

Желательно употреблять в сочетании с «Терольдего Ротальяно».

Я не дура. Уж в этом-то я точно уверена. У меня есть хорошая работа, я была замужем, а сейчас живу одна с двумя детьми и двумя собаками. Читаю газеты, интересуюсь политикой, участвую в благотворительных акциях, защищаю окружающую среду и привлекаю людей к участию в общественных и культурных проектах (даже если за это ничего не платят). Короче, я не какая-нибудь размалеванная пустышка, которая целыми днями смотрит дурацкие сериалы. Но когда дело касается любовных дел, тут я полный ноль. Я становлюсь настоящей занудой, принимаюсь читать гороскопы чуть ли не три раза в день, готова бежать к гадалкам, к кому попало, только бы мне сказали, что делать, как опять не влюбиться в неподходящего человека. Меня возмущают несправедливость, голод в Африке и повсеместная мужская вседозволенность, но в то же время я чувствую себя на седьмом небе от счастья, если «он» мне звонит, предлагает поужинать вместе, дает понять, что любит меня. А вот это, откровенно говоря, неприемлемо. Я «даже» читаю дурацкие женские романы, чтобы отдохнуть, но при этом пишу статьи в журнал об экономике, знаю, что такое индекс Доу Джонса, а когда моя дочь Костанца корпит над заданием по греческому, я в состоянии ей помочь.