Мэри Пирс - Горький ветер

Немцы заранее установили пулеметные расчеты, спрятав их под мешками с песком на поле, и теперь, когда заградительный огонь англичан ушел в сторону, они вступили в бой. Наступающие из засады взводы попали под огонь с обоих флангов. Вторая волна атакующих откатилась, как и первая. Отделение Д сильно пострадало: погибли все офицеры, и оставшиеся в живых теперь шли за младшим офицером из отделения Б, который потерял своих. Он кричал и махал им, когда из основной цепи неприятеля, видимой теперь ярдах в ста впереди, открыли огонь. Офицер упал, раненный, и, поднявшись на локтях, смотрел, как вокруг падают люди.

— Бесполезно! — кричал он подошедшим. — Спасайтесь сами! Мы не прорвемся!

Но сержант Таунчерч подгонял их:

— Не слушайте его, он бредит! Мы, конечно же, прорвемся! За мной!

Вдруг он взмахнул руками и опрокинулся навзничь в грязь. Шедшие за ним попрятались в воронках и трещинах.

Сражение продолжалось весь день: из воронок спрятавшиеся в них делали вылазки, и в конце концов все неприятельские пулеметные расчеты были уничтожены. Но основную атаку не возобновили. Оставшихся было слишком мало, и они слишком устали. Надежды на подкрепление также не оставалось, и рано наступившая темнота положила конец этому дню. Пришел приказ окапываться. Дождь полил еще сильнее.

Весь следующий день команды санитаров с обеих сторон собирали раненых. Крупнокалиберные орудия обменивались чисто символическими залпами, а в основном на всем пространстве соблюдалось неофициальное перемирие. Санитары передвигались по всему полю, обыскивая воронки. Потери неприятеля были весьма невелики, и иногда немецкие санитары, подобрав англичанина, относили его поближе к британским окопам.

Том, Ньюэз, Брейд и Кострелл работали до самой темноты. Они пришли в батальонный пункт первой помощи, помогая раненым, чем только могли, пока не придут врачи. Таунчерч лежал под открытым небом и просил пить. Кострелл много раз проходил мимо, не замечая его и отказываясь помочь. То же делал и Пекер Дансон. Том принес ему воды. Он держал фляжку, пока Таунчерч пил. Он умирал. Лицо его исказилось от судорог, глаза закатились. Он смотрел на Тома, как бы с трудом узнавая его.

— Делаешь одолжение? — хрипло прошептал он. — Напрасно тратишь время, я уже покойник.

Поздно вечером Том с Дансоном и Ньюэзом пили чай у полевой кухни перед тем, как отправиться спать. К ним подошел молодой врач:

— Ваш сержант Таунчерч только что умер.

— Я нисколько не удивлен, — сказал Дансон. — Он зашел слишком далеко.

— Он говорил странные вещи.

— Он всегда был таким, сэр, даже когда был совершенно здоров.

— Но он не бредил, — сказал врач. — Он знал, что говорит, и утверждал, что в него выстрелили сзади в упор.

— Ну, джери сидели у нас с обоих флангов, сэр, и если сержант повернулся…

— Рана, несомненно, от британской пули. Я могу это подтвердить.

— Невероятно! — воскликнул Ньюэз. — Он, должно быть, перешел кому-то дорогу. Один из несчастных случаев на войне, сэр. Я повидал много такого за прошедший год.

— Я должен составить рапорт. Этого нельзя оставить просто так.

— Конечно, сэр. Очень печальное происшествие, сэр.

Врач оглядел их по очереди и ушел, не сказав ни слова. Ньюэз отхлебнул чаю, выдохнул в кружку Он сидел между Томом и Дансоном.

— Это не я, ребята, если вы так думаете.

— И не я, — сказал Дансон.

— И не я, — сказал Том.

— Несчастный случай на войне, вот что это такое. Стольких парней убили таким вот образом. И не все этого заслуживали, как Таунчерч, но тут уж ничего не поделаешь. Жаль, он так и не получил Креста Виктории.

Спустя три месяца в туманный ноябрьский вечер Том и Ньюэз с Дансоном и Рашем были в Поперинге в небольшом ресторанчике.

На стенах было множество надписей, сделанных солдатами британских и колониальных войск. «Оставлен, украден или заблудился один русский пароход», — написал кто-то, а другой: «Десятого августа в родильном доме Сент-Вайперс у Б. И. Ф. родились 12 слонят, все чувствуют себя хорошо». Там были и другие шутки, более или менее откровенные, от которых Дансон, как он сам сказал, просто краснел.

Ньюэз заказал четыре стакана вина. Ни он, ни остальные и не притронулись к бельгийскому пиву. Они сказали, что пили кое-что получше из пробоин.

— Вы уже видели американцев?

— Не знаю, а какого они цвета?

— Такие же, как и канадцы, а может, и получше, — сказал Дансон.

— Смотри-ка, лайми [13] Лайми — прозвище англичан. ! — удивился канадец за соседним столиком.