— Я не сожалею, что слышу это.
— Пойми, я не стал более щепетильным или морализирующим, чем прежде. Я просто решил, что для потворствования себе лучше всего или иметь любовь, или никого не иметь.
Она не могла подавить усмешку.
— Ноэль, дорогой, полагаю, медленно, но верно ты обращаешься к своим корням.
Он отрицательно покачал головой.
— Ты переделаешь меня независимо от того, наступит ли конец света или произойдет наводнение, не так ли? Или ты убедишь себя, что переделываешь меня, так или иначе. Уже тогда в твоем голосе звучал тон твоей матери. Давай выберемся из этого зала, отделанного дубовыми панелями.
— Хорошо, но должна сказать, что мне здесь страшно нравится.
— Какой вкус ты приобретаешь! Ты вчистую разоришь своего муженька и заставишь заниматься целыми ночами портняжным ремеслом. — Он заплатил по счету.
— Я не выхожу замуж за кого-нибудь, занятого этим ремеслом.
— О, конечно, я забыл. За доктора. За специалиста.
— Да, с большими черными усами, по фамилии Шапиро. Мы уже покончили с этим.
— Ага, видишь, наши отношения иссякли. Я повторяюсь со своими шутками.
Они пошли по переулку в сторону Пятой авеню. Было холодно и ветрено, но ясно, солнце чуть ли не слепило глаза. Он сказал:
— Пошли, пройдемся по Пятой вместе со мной. Мне нужно перехватить машину Сэма на Шестьдесят третьей.
— Конечно… Ты слыхал когда-нибудь о продюсере Гае Фламме?
— Естественно. Он с большими странностями. А почему ты спрашиваешь о нем?
Она рассказала ему все, пока они шагали мимо витрин в снующей толпе. Его это развлекло, и он посочувствовал ей:
— Бедняжка.
— Ой, да я не очень переживаю. Это продолжалось не так долго, чтобы переживать. И, так или иначе, пьеса была просто галиматьей… по крайней мере я так считаю.
— Конечно, бурда. Но все равно он, вероятно, поставит на днях эту «Одолеть две пары», когда в его контору придет Клариса с более богатым или более сговорчивым отцом по сравнению с твоим. Это может случиться хоть завтра, так много Кларис слоняется по Бродвею. Желание стать актрисами у американских девушек среднего класса с коэффициентом умственного развития, скажем, около 15, — это далеко не здравое решение, Мардж. Это — тропизм, органическое явление, связанное с характером их жизни… Ну, хорошо, хорошо… — Она кусала губы, косясь на него. — Я считал, мы договорились о том, что никакие обобщения не будут относиться к тебе.
— Ноэль, а Фламм знает, что «Одолеть две пары» — чепуховина? Или он правда думает, что это стоящая вещь?
— Кто знает? Для карьеры, которую делает он, все, что требуется, так это бесконечная способность к самообману.
— А на что он живет, из чего платит ренту? Его фамилия мелькает в театральных колонках…
— Но почему нет, дорогая, он настоящий продюсер. Вероятно, он уже наскреб какую-то сумму на свою «Одолеть две пары», — небольшие деньги от идиотов, спонсирующих любителей. Театр — это такая непредсказуемая вещь; он даже может когда-нибудь поставить хитовый спектакль. Рукописи, которые ты видела у его секретарши, — это мусор, всегда дрейфующий по продюсерским конторам, один сценарий омерзительнее другого. Я как-то был читателем рукописей пьес. Так я чуть не тронулся. Наверняка он вытащил «Одолеть две пары» из этого затхлого потока. Может, она ему нравится. Может, заставил автора переписывать ее десяток раз. Может, он запросил с него денег за рекомендации. Безумию, творящемуся в театре, нет конца и края.
— Держу пари, ты решил, что у меня нет таланта, — сказала Марджори. — Ты все еще увиливаешь от темы, которой мы в прошлый раз касались.
Лицо его нахмурилось.
— Я поистине не уверен. Любому видно, что ты умна и хороша собой, полна шарма, отдающего прошлым веком. Ты двигаешься по сцене, как одаренная по природе доброй половиной тех приемов, которым опытная актриса должна научиться в процессе большой работы. Но такой накал долго не продлится. Что останется, когда он погаснет, — я сказать не могу. Могу только догадываться, что задолго до того ты подцепишь славного зажиточного женишка, и потому ты этого никогда не выяснишь. Хотя одно могу тебе сказать. Если у тебя на это дело серьезный настрой, тебе нужно избавиться от фамилии Марджори Моргенштерн. В ней — фальшивое звучание.
— Много ты понимаешь! Эта фамилия есть даже в нью-йоркской телефонной книге.
— Мне все равно. Тебе будет легче продвигаться, назвав себя Марджори Морган.
— Это скучно и банально.
— Да ну? Смысл смены фамилии заключается в том, чтобы больше походить на других, а не меньше.
Читать дальше