Герман Воук - Марджори в поисках пути

— Ноэль, если ты ничего не имеешь против, давай перестанем говорить о Майке Идене.

— Конечно. Хотя каждая девушка, которой он нравится, должна знать о нем много таких вещей… не очень приятных вещей, должен сказать… но, поскольку ты…

— Если ты хочешь сказать, что он употребляет наркотики, то я это знаю.

После долгого молчания Ноэль произнес:

— Ты изменилась, Мардж. И очень здорово.

— Пожалуй, да. Хотя я сама этого и не чувствую. Мне кажется, я двигаюсь к пониманию этого, Ноэль. Сыграй, дорогой, сыграй какую-нибудь из твоих старых песен.

Он заиграл.

Лето прошло.

Настала наша последняя ночь,

Слышишь? Это вальс «Южного ветра».

Перед тем, как расстаться,

Наши влюбленные сердца

Соединятся в вальсе «Южного ветра».

Время властно изменить нас, разлучить нас…

Включенная внезапно люстра залила комнату светом, подобно беззвучному взрыву. К этому моменту Ноэль уже играл минут пятнадцать или больше. Марджори, расслабившаяся и довольная, подпевала ему. Никто из них не слышал, как открылась дверь. На мгновение они застыли, плечо к плечу, сидя рядом на рояльном стульчике, в свете сразу же поблекших свечей. Но уже в следующее мгновение они вскочили, ослепленные и ошеломленные неимоверно ярким светом люстры.

У двери стояла Герда Оберман, все еще держа одну руку на выключателе. Рядом с ней стоял полный низенький человек в мятом сером костюме, больше похожий на подростка, но с одутловатым, оплывшим бледным лицом.

— Послушай, Ноэль, это что за явление?

Она подошла к свечам, погасила их одним уверенным движением смоченных слюной пальцев, потом взглянула на крышку пианино и сердито поскребла маленькую каплю застывшего парафина, бросив Ноэлю что-то по-французски. За ее спиной он подмигнул Марджори. Когда Герда на мгновение замолчала, чтобы набрать в грудь воздуха для нового залпа, он коснулся ее плеча, что-то сказав. Она взглянула на него, и он на английском представил ее Марджори.

— Здравствуйте, — сказала Герда.

Внезапно сменив гнев на милость, она пожала руку Марджори, на ее полном лице просияла любезная улыбка. Волосы, заплетенные в косы, венцом лежали на ее голове, на лице выделялись мощные квадратные челюсти. Из-под черного подбитого мехом пальто виднелось сбившееся светло-зеленое шелковое платье.

— Может быть, вы говорите по-французски? А то я говорю по-английски ужасно.

Она представила полного молодого человека, который при этом не произнес ни слова и только криво улыбнулся каждому из них, держа руки за спиной. Она снова обменялась несколькими французскими фразами с Ноэлем, но на этот раз ее тон был более дружествен и даже слегка игрив. Она улыбнулась и кивнула Марджори, а потом увела за собой молодого человека.

Когда Марджори услышала звук захлопнувшейся за ними двери, она сказала:

— Но она вовсе не такой уж дракон.

— Ну, послушай, я же все-таки воспитывал ее несколько месяцев. И она может быть очень любезной, у нее есть отличные немецкие добродетели, а кроме того, как ты могла сама видеть, она вовсе не ревнива… — Он снова опустился на рояльный стульчик. — Но все равно, был довольно неприятный момент, когда она внезапно включила свет. Это так типично для нее — вести себя как слон в посудной лавке: бум, бах, привет, ребята, я здесь…

— Эта люстра, — проговорила Марджори. — Почему у вас в ней такие яркие лампы? Они, наверное, ватт по двести каждая.

— Забавно, правда? — сказал Ноэль. — Видишь ли, она еще и отличный фотограф, в ее фотоработах нежнейшие световые эффекты, но здесь я ничего не могу с ней поделать — она любит ярчайший свет, как в больнице. А эта древняя мебель? Притом у нее куча денег, но она любит ее. Так что… — Он пожал плечами. — Людей надо принимать такими, какие они есть.

Он пробежался пальцами по клавиатуре.

— Итак, на чем мы остановились?

Он наиграл лирическую мелодию из «Принцессы Джонс» и улыбнулся Марджори.

— Помнишь?

Она кивнула.

— Я всегда говорила, что это прекрасная мелодия.

— И я того же мнения. Но ты знаешь, я не могу много играть этой музыки. Хотя теперь это не имеет никакого значения. Но все же на душе остались шрамы.

Он сыграл еще несколько мелодий. Мимо них в кухню прошла Герда Оберман и несколько минут спустя прошествовала обратно, оба раза на ходу улыбнувшись Марджори. Ноэль сбился с ритма и захлопнул крышку пианино.

— Ничего не могу играть, когда Герда здесь шастает… Это все равно что разговаривать, когда в соседней комнате лежит труп. Деньги… черт возьми, если бы только у меня была пара сотен франков… У меня достаточно давно не было настроения таскаться по монмартрским кабакам, но сегодня я определенно этого хочу… Слушай, Марджори, мы же старые друзья, и ты можешь позволить себе выбросить на ветер две сотни франков, не правда ли? Я могу вытянуть из туристов своей игрой в десять раз больше, а ты должна когда-нибудь посмотреть Монмартр. Давай смоемся из этой мышеловки, а?