Ольга Сакредова - Терем желаний

- Кто прикован к постели? - не поняла Марина.

- Валера. Он упал с крыши дома, повредил позвоночник, не считая других переломов. Три месяца пролежал в больнице.

- И все это время две невесты навещали его по очереди. - Если б не грустный тон Марины, ее слова звучали бы язвительно.

- Она пришла впервые, - пояснила Маша. - Об этом они и говорили с Валерой.

- Счастливая, гадюка! - разозлилась Марина. - Кто-то выхаживает ее жениха, а она - на все готовое. "Люби меня, когда здоров!" И что же ты?

- Ушла... - Маша совсем повесила голову.

- И ничего не сказала, - продолжила за нее Марина, укоризненно качая головой. Она согласно кивнула:

- Мне было так плохо. Я ничего не соображала.

- Больше вы не виделись?

- Нет. Однажды он позвонил, но я не могла говорить. Как подумаю о нем, сразу душат слезы, и остановить не могу.

- Не знаю, что и сказать, - задумалась Марина. - Вроде он говорит серьезные вещи, но.., поступки у него странные. Может, ты права, что ушла, а может, нет. Я так и не поняла, какие у вас отношения. Впрочем, если б и поняла, какой тут советчик поможет?

- Ничего не говори, - вяло улыбнулась Маша. - Поплакалась тебе, и то хорошо. Авось до дома дойду без слез.

***

Маша не стала звонить. Своим ключом открыла дверь и с порога крикнула:

- Мама, это я! - И тише продолжила, снимая шапочку, расстегивая пальто:

- Была у Андрейки. Парень - загляденье. Мы с ним играли, как дети, веселый такой, шебутной...

Надежда Тимофеевна вышла в коридор.

- У нас гость, Машутка. Говорит, что твой знакомый.

- Кто?

Не дожидаясь ответа. Маша пошла в комнату поздороваться с гостем и, если надо, извиниться за ожидание.

Валера, бледный от боли и волнения, сидел на видавшем виды диване. Он надел лучший костюм, чтобы как-то компенсировать свою инвалидность, но так и не смог найти место для костылей и держал перед собой, упершись в них руками.

- Лера... - на вдохе прошептала Маша. Она прислонилась к дверному косяку, не доверяя своим ногам. Дыхание прерывалось, уж слишком неожиданным был визит.

- Как.., как ты узнал...

- Я... - Валера кашлянул, прочистил горло. - Я принес посуду... И это.

Он положил рядом с собой папку. Маша узнала ее и от отчаяния закрыла на минуту глаза.

- Читал? - растерявшись, спросила она. Он кивнул, не отрывая от Маши глаз, а она потухшим взглядом обвела комнату.

Почему она раньше не замечала ее нищеты? Сколько Маша помнила себя, мебель ни разу не менялась. Что-то приобреталось, долго, кропотливо, комната постепенно заставлялась отдельными разностильными предметами мебели. И эти дешевые, местами выгоревшие обои на неровных стенах, и потолок в потеках и трещинах, и старенькое, с облупившейся полировкой пианино... Какое убожество, ужаснулась Маша. И среди этого - безупречно одетый Валера. И он все видит. Видит ее нищету!

- Я принес книгу. - Валера не знал, как обратиться к Маше, что сказать. Ты все оставила, и я подумал, может...

Опустив голову. Маша пробормотала что-то невнятное и ринулась к двери. Валера неподвижным взглядом уставился на свои ладони, державшие костьми.

- Что-то случилось? - Надежда Тимофеевна заглянула из кухни в комнату. Где Машутка?

- Случилось, - эхом повторил Валера.

Маша выбежала во двор и прижалась спиной к стене дома. Она задыхалась, ей катастрофически не хватало воздуха. Сознание еле теплилось, грозя перейти в забытье, ноги подкашивались в тошнотворной слабости. Маша тихо застонала и опустилась по стене на корточки.

"Зачем он пришел? - носились в голове бессвязные мысли. - Увидеть нищету мою? Убедиться, как мне плохо?.. Он читал роман..."

Как она могла доверить бумаге то, о чем боялась помыслить?! Если б ей было все безразлично, если б Валера ушел навсегда в прошлое, и тогда стоило подумать, прежде чем отдавать в чужие руки откровенные излияния собственного бездушия и лицемерной жестокости. Валера читал. Теперь он знает все: ее мысли, стремления, желания, опостылевшие, так и не успев сбыться, ее эгоизм и двуличие.

Маша уронила голову на колени и закрыла лицо руками. Она дрожала не только от холода. Нет ей места на земле. Жизнь не приняла ее восторженности, превратив любовь в грязное месиво. Жизнь не приняла хладнокровного цинизма, отметая его как сор. У нее не осталось сил сопротивляться, только было бесконечно жаль, что уходит желание жить - жажда жить и любить. Когда-то она мечтала сохранить свою любовь к Валере, сейчас дивная мечта тонкой струйкой вытекала из нее, грела в последний раз и таяла в холодных лужах на асфальте. Маша и рада была ее задержать, да горечь вытеснила волю. С последней каплей мечты уйдет жизнь, и останется одна оболочка, имя которой - Маша.