Елена Шерман - Новые рассказы о любви

- Не угомонился? Мало тебе?

- Мало, - сознался он. - Всю ночь до зари б тебя миловал, не давал бы ни на миг передохнуть...

- Да ты как молодой, - улыбнулась она.

- Я и есть молодой. Если не те года считать, что в паспорте, а те, что я счастлив был, так я, почитай, и не жил еще!

- Я не о том... Сила у тебя, как у бы... - она вдруг смутилась и не договорила.

- Для тебя берег.

- Ври больше. Небось, на заработках ни одной бабы не пропускал.

Он промолчал, но она не желала отступать.

- Ну скажи, много ведь было баб у тебя?

- Много. Но знаешь как: баб может быть много, а любовь - одна.

- И та чужая жена...

В метрах двух от них внезапно вспорхнула небольшая птица, и оба вздрогнули. Птаха издала пронзительную трель, и где-то на другом конце поля ей откликнулась товарка.

- Птицы проснулись, скоро светать начнет.

- Вот и кончилась наша ноченька... Спасибо тебе за нее.

- Что ж дальше?

- А ничего.

- Как ничего?

- Будем жить, как жили. Я только одного хочу: понести от тебя. Я все Бога молила, чтоб удалось тебе в эту ночь.

- И что?

- Если повезет, будет у меня сын.

- Почему сын?

- Потому что от тебя одни мужики рождаются. Троих сделал, и четвертый должен получиться.

Она приподнялась, взглянула в его глаза, и увидела в неясном свете звезд, что лицо его серьезное, без улыбки, и напряженное, как у человека, преодолевающего внутреннюю боль.

- Что, милый?

- А если уехать? Бросить все?

- Поздно, милый. Раньше надо было.

- Когда?

- Когда я девчонкой в черном платье всю ночь не спала и ревела: на все село играла музыка, на все село гуляла твоя свадьба...

- Я не любил ее никогда. Так получилось.

- А сынов своих тоже не любишь? Что молчишь? То-то же.

- Я только из-за них и не развелся...

- Тогда не развелся, а теперь поздно. Да и куда нам ехать?

- Земля большая.

- Да места на ней для нас нет.

Далеко-далеко, за пущей, на самом востоке начало светлеть небо. Мужчина и женщина, одевшись во влажные от росы одежды, вернулись обратно тем же путем - по мостику через речку, в которой текла уже другая вода. Звонко запели на разные голоса большие и малые птахи: завершилось короткое царствование июльской ночи, и она ушла за горизонт по Млечному пути - без возврата. Безлюдна земля перед рассветом, есть лишь небо, деревья и птицы. И смятые травы посреди огромного дикого поля, горькие поздние травы, плачущие студеными предутренними слезами.

- Моя милая, моя скромница,

Маков цвет на лугу!

Ты придешь ко мне ночкой темною?

- Не приду, родной. Не смогу...

- Моя милая, моя душенька!

Безвозвратно идут года.

Пролетели уж годы лучшие.

Будем ль вместе мы, и когда?

Моя милая, ненаглядная!

Назову ли тебя женой?

- За чертою, родной, невозвратною,

Лишь за тою чертой.

- Отчего же так, моя светлая?

Я ведь жизнь отдам за тебя.

- Проворонил ты дни заветные,

А теперь уже не судьба...

БУКЕТ РОЗ

Они познакомились на встрече нового, 1986 года, в военном училище. Им было по 22 года; он закончил это училище в прошлом году, она первый год после пединститута работала в школе учительницей истории. На новогодний вечер ее привела подруга. Они понравились друг другу с первого взгляда, и медленный танец под популярную песню "Мы желаем счастья вам" имел самое обычное и самое приятное продолжение - свидания, признания, поцелуи. К марту он все для себя решил: он будет просить ее руки. Он планировал сделать это на ее дне рождения, в мае, но не успел. Неожиданно пришел приказ о переброске их части в Среднюю Азию. Афганистан. Он знал, что это означает, но не стал говорить ей, обнимая ее мутным, вьюжным мартовским днем на людном перроне. Она и так безутешно плакала, хоть он и повторял ей, что любит только ее, что скоро вернется. "Не плачь. Я вернусь к твоему дню рождения и приду на праздник с огромным букетом роз". "Правда?" -- спросила она сквозь слезы. "Даю слово. Я принесу ровно 23 алые розы, твои любимые". Она перестала плакать и улыбнулась.

Он успел написать ей два письма, и в постскриптуме каждого было упоминание о розах. Он не лгал - его командир любил его и обещал выхлопотать коротенький отпуск из ада. Приказ уже был подписан, когда 6 мая их колонна попала в засаду возле перевала Саланг. Бой был неравным и яростным. Последнее, что он помнил - это огненная вспышка перед глазами. Очнулся он только через сутки - полуживой, обожженный, контуженный. Вокруг была темнота, и он подумал, что ослеп. Но глаза его не пострадали - в последнее мгновение он спас их, инстинктивно прикрыв рукой. Это была не слепота, а ночь в яме, куда бросили пленных "шурави". В ту ночь, поняв, что случилось, он воскрес надеждой на помощь своих. Его жизнь могла закончиться смертью, но его война не могла закончиться пленом. Его вызволят, отобьют, спасут. Он не знал еще, что свои сочли его погибшим. Он узнал об этом только через одиннадцать лет.