Елена Шерман: Пани Эльжбета

Елена Шерман

Пани Эльжбета

(из цикла "Истории Сергея Рыжова")

Относительно основного вопроса философии скажу: в течение многих лет я был материалистом, но в последнее время все решительней склоняюсь к агностицизму. Сообщаю я это, конечно, не потому, что эволюция моих философских воззрений крайне волнует прогрессивную европейскую общественность. Дело в том, что старый вопрос "есть ли "миры иные"?" имеет самое непосредственное отношение к странной истории, случившейся со мной уже довольно давно - летом 1995 года - и до сих пор не нашедшей рационального объяснения.

Началась эта история, как все сложные и малообъяснимые вещи, самым прозаическим, я б даже сказал пошлым образом. (Я заранее прошу прощения за длинное вступление (которое при желании можно и пропустить), но хочется хоть кое-что пояснить, прежде чем перейти к вещам совершенно необъяснимым).

Мы - то есть я, мама и бабушка - затеяли ремонт нашей двухкомнатной квартиры и по малоопытности в делах практических пригласили не тех маляров. Маляры испортили стены и впали в запой, извлечь из которого их не удалось. Опускаю дальнейшие описания "мильона терзаний": все, кто когда-либо делал ремонт квартиры, поймут меня без слов. Короче, когда через две недели после начала ремонта мой троюродный брат Роман попросил меня пожить в его квартире, пока он будет отдыхать на юге с семьей, я согласился с такой быстротой и радостью, какой сам от себя не ожидал. Образ сторожа при чужих "сокровищах" не принадлежит, конечно, к почетным амплуа житейской сцены, но мне настолько хотелось отдышаться от ремонта в прямом и в переносном смысле, что мое самолюбие, обычно весьма легковозбудимое, на сей раз смолчало.

Итак, в начале августа троюродный брат мой с семейством покатился в купейном вагоне к синему Черному морю, а я, бренча в кармане увесистой связкой ключей, отправился обживаться в новом и временном жилище. Должен сразу сказать, что присутствие сторожа на время отъезда хозяев было не причудой бизнесмена: квартира Романа была буквально напичкана дорогой бытовой техникой, в которой я в то время мало понимал, и антиквариатом, в котором я и теперь ничего не понимаю, так что в первый день я двигался очень осторожно, как ворона на льду, боясь что-нибудь разбить или поломать. На второй день я несколько адаптировался, а на третий, развалившись в кресле, так уверенно щелкал переключателем видеомагнитофона, словно всю жизнь провел в подобных, приближенных к роскоши, условиях.

С неделю мне жилось в Романовых апартаментах очень недурно: я смотрел допоздна разные боевики и мелодрамы, потом сладко спал до одиннадцати-двенадцати, потом готовил себе легкий завтракообед и выходил проветриться - словом, расслаблялся и наслаждался заслуженным отдыхом. Я на вокзале твердо пообещал Роману каждую ночь ночевать в квартире, но на счет дневного времяпровождения уговора не было; я мог гулять хоть до полуночи. К сожалению, все мои приятели как-то дружно разъехались тем августом, и гулять было не с кем; а с теми, кто оставался, общаться не тянуло. Я возвращался к шести, семи вечера: если заезжал домой - то и позже; ужинал, и снова включал видик, или, если было настроение, шел в Стрыйский парк, где дышал кислородом до начала сумерек. Конечно, время можно было потратить и с большей пользой, например, заняться диссертацией; но я сказал себе, что аспиранты тоже люди и имеют право на каникулы.

Я понимаю, дорогой читатель, вы ждете, когда же наконец начнется хоть что-то интересное, но прошу вас подождать еще немного, пока я опишу сцену, на которой разыгралась эта странная история - то есть квартиру моего брата.

Роман жил на тихой улочке в двух шагах от Стрыйского парка. Улочка была застроена еще австрийскими трехэтажными домами, в которых до 1939 года проживала польская интеллигенция средней руки (богачи обитали на виллах). На каждом этаже было всего две квартиры, состоящие из пяти комнат, ванны, туалета, кухни и длинного коридора, причем каждая квартира имела два выхода: на парадную лестницу - для господ, и на черную - для прислуги. После войны из одной квартиры новая власть одним взмахом мастерка сделала две, замуровав двери между смежными комнатами. В результате в одной квартире имелись прекрасные ванная и туалет, но не было кухни; в другой была великолепная кухня, но не было санузла. Конечно, под недостающие помещения были кое-как переоборудованы другие комнаты, но крошечная (5 кв.м.) полутемная кухня, слабо освещенная единственным узеньким окном, выходившим на лестницу, стала самым неприглядным и мрачным местом во всей квартире Романа. Впрочем, окна всех трех комнат, и ванной с туалетом выходили в маленький двор-колодец, вымощенный каменными плитами, отчего в квартире всегда было не слишком светло, а солнце заглядывало только в спальню, и то ранним утром на полчаса.