Елена Шерман - Рассказы о любви

- Нет, у меня вообще нет обоняния, от природы. Бывают слепые, понимаешь? Глухие, немые, есть люди, лишенные вкуса, а у меня нет обоняния. Я совсем не ощущаю запахов.

- С-совсем? - протянул потрясенный и начавший даже заикаться Хохолков. - И запахи д-дезодорантов тоже?

- Не строй из себя тормоз, Хохолков, - рассердилась она. - Конечно, и дезодорантов тоже. Вони, правда, тоже не чувствую. Вот... Не скажешь никому? А то наши смеяться будут.

- Нет. Не скажу.

- Правда?

- П-правда.

- А что ты хотел мне рассказать? - вспомнила успокоившаяся Маша.

- Да так, ничего, - пожал плечами Хохолков. - Я п-пошутил.

ОДЕССИТКА

Одна бабушка Лары Косталиди была полькой из рода Броневских, другая тираспольской еврейкой, фамилия досталась ей от деда-грека, лучшего рыбака 1940-60-х гг. на всем черноморском побережье, а другой ее дед, украинец Иван Гарбузенко, хвастался тем, что якобы происходит по материнской линии от знаменитого героя народных песен козака Голоты. Родным языком Лары был русский, а училась она в украинской школе с английским уклоном. Но, несмотря на смешение кровей, языков и культур, вопрос о национальности никогда не был ей интересен, точнее, собственная национальность была ясна ей с самого юного возраста. По национальности Лара была одесситка. Из самой чистой, самой натуральной породы одесситов, которые не то что жить, но даже представить себя без Одессы не могут. Одесса была ее миром, ее вселенной, и, ставя себя без ложной скромности в центр этой вселенной, Лара жила в ней совсем неплохо и благополучно добралась до собственного совершеннолетия.

Помимо Одессы, родителей, брата Виталика и таксы Пима Лара искренне любила себя, и любовь эта была вполне заслуженна. В самом деле, как не любить девчонку с симпатичной, хитрой, черноглазой рожицей и натуральными темно-рыжими волосами, точеной фигуркой, неистощимой фантазией и чувством юмора, победительницу танцевальных марафонов на всех дискотеках и к тому же "Мисс-очарование" школы? Помимо этого, Лара отлично знала английский, прекрасно плавала, играла на гитаре и в "Цивилизацию" и умела поставить на место любого - если в том возникала необходимость. И в конце концов, если вам этого мало, то тот факт, что у человека пол-Одессы друзей, о чем-нибудь да говорит.

Но однажды настал день, когда все это оказалось неважным. И Лара не узнавала сама себя: неужели это она? Не врут ли зеркала? Неужели это она застенчиво молчит и отвечает невпопад, с бьющимся сердцем бежит к телефону, едва услышав звонок, неужели это она поступает так же, как все дурочки, над которыми она смеялась: заглядывает в глаза, заливисто смеется каждой его глупой шутке, дуется по пустякам и опускает глаза, как третьеклассница, встретив его взгляд? Что ей этот парень, чем он взял ее? Тем, что он москвич? Ну и что, к ней клеились парни из Чикаго и Стамбула, но она их отшила изящным движением руки. Внешне он - ничего особенного, ну, голубые глаза, ну, эта мягкая улыбка, немного виноватая - без вины, от которой все переворачивается внутри, ну, сильные, белые руки, которые могли бы ласкать ее, если бы... А, что говорить об этом, все бесполезно, она, как последняя провинциальная простушка, бесполезно растратила драгоценные две недели, и вот пришел день прощания. Сегодня он улетает в Москву, где его ждет невеста и свадьба и октябре. А она останется здесь, со своей невысказанной любовью и надеждой. И музыка, несущаяся над морем, будет по-прежнему рассказывать о любви - но уже не для нее.

Они прощались в маленьком пляжном кафе, под песню In Grid "Tu еs foutu", от которой тем летом сходила с ума вся Одесса, под шумный говор веселых курортников. Из всего прощания она не запомнила ничего, только сломанную бумажную гвоздику в пластиковой вазочке, грустно наклонившую свою гофрированную головку к пивной луже на столе. Лара смотрела на эту гвоздику, и ей хотелось плакать. Но она не могла ни плакать, ни сказать ему, что он тот, единственный, самый дорогой, самый любимый, и что без него она не сможет ни есть, ни пить, ни дышать. Не могла, потому что у него была невеста и там все было решено, даже зал заказан. А от бабки-польки Лара унаследовала не только изящный вкус, но и гонор. Она никому никогда не навязывалась, и не станет теперь. Ведь он молчит. Подумаешь, погуляли вместе пару раз по Одессе, посидели в ресторане на Дерибасовской - так там вся улица в сплошных забегаловках... Обычное курортное даже не приключение, а знакомство. И сегодня он улетает, а она остается.