Робин Шоун - Мужчина и женщина

Неожиданно жар, объявший ее, исчез, и жесткая рука схватилась за ее косу, оттягивая голову. Слышалось, лишь натруженное дыхание. Лицо Мохаммеда осунулось; черные глаза наполнились... чем?

Меган вздрогнула от непонятного страха:

- Я... я сделала тебе больно?

- Мужчина может получить разрядку во рту женщины так же, как и в ее лоне, - процедил он.

Но Меган не оскорбилась на резкость. Он желал освобождения. Желал так сильно, что боялся не сдержаться.

- Я с радостью дам тебе все, что пожелаешь, - спокойно заверила она.

Его рот дернулся.

- А что, если я скажу, что некоторые наложницы требуют от евнухов вонзаться в их задние отверстия? Тебе и это понравится?

Значение этих простых, но ужасных слов наконец дошло до нее. Отчетливая картина стояла перед глазами и никак не меркла, сменяясь лишь изображением искусственного фаллоса. Она и представить не могла, что такое возможно!

Собирая огурцы в маленьком огороде, она не думала о том, что их форма поразительно похожа... или думала?

- Знаете... - Меган с трудом глотнула. - Если это доставляет наслаждение женщине или мужчине, значит, тут нет ничего постыдного. Пусть стыдятся те, кто осуждает потребности и порывы других.

- Ты не права, есть и постыдные акты. Иногда требования некоторых мужчин просто неестественны.

Его достоинство продолжало пульсировать в ее пальцах. Уголки его губ нервно подергивались.

- Какие? - осторожно поинтересовалась она. - О каких актах ты толкуешь? Когда мужчина касается женщины... целует ее лоно? Когда женщина дотрагивается до мужчины... целует его достоинство? По-твоему, это неестественно?

- Нет. Тут нет ничего постыдного. Но в чем этот человек нуждался? Чего требовал? Что именовал неестественным?

- Я сделаю все, как ты захочешь, Мохаммед, если только ты не причинишь мне этим боли.

- Я ни за что на свете не сделал бы тебе больно. - Что-то блеснуло в глубине его черных глаз. - Я никогда не обижал женщин.

Меган поверила ему.

- Однажды я видела юношу и девушку.

Слова сорвались с ее губ прежде, чем она успела опомниться. Он не шевелился, только его жезл по-прежнему подрагивал, словно отсчитывая проходящие секунды. Приглушенные звуки просачивались в окно: они исходили из другого мира, который так настойчиво отвергал евнуха и вдову.

- В деревне, как и в твоем гареме, не всегда есть место уединению, мягко продолжала она, припоминая. - Они лежали в поле. Это было весной. Повсюду зеленела трава. Я смотрела на них с вершины утеса.

- Что они делали? - хрипло выдавил он.

- Девушка сидела верхом на юноше, а он ласкал ее груди. Она скакала на нем, как на коне.

- И это зрелище возбудило тебя?

Само воспоминание возбудило ее.

- Очень.

Его глаза закрылись, густые ресницы легли на щеку.

- Прошлой ночью ты подарила мне наслаждение, Меган. Большее, чем я считал возможным. Не знаю, смогу ли снова разделить с тобой это наслаждение. Плоть таких евнухов, как я, может набухнуть и восстать, но им трудно... иногда невозможно... получить разрядку.

Она не хотела никакого блаженства, если он не сумеет достичь своего.

- В таком случае нет никакой нужды давать мне наслаждение...

- Есть, мадам, и настоятельная.

- Но почему? - настаивала она.

- Потому что ты необыкновенная женщина, Меган. И я почувствовал тебя... почувствовал всю. Протест, поднимавшийся в ней, умер.

- Твой клитор затвердел под моими пальцами вчера ночью, - продолжал он тихо, почти против воли. - Теперь я хочу ощутить, как он поднимется под моими губами. Ляг, Меган. Позволь мне изучить твое тело, позволь подарить тебе экстаз. Это все, что я способен предложить тебе. Это все, что я способен предложить любой женщине.

Молча вручив ему влажную губку, Меган легла, устремив глаза в протекающий потолок с коричневыми разводами.

- Раздвинь ноги.

Жесткие пальцы помогли ей, открыли, обнажили. Что-то ледяное коснулось ее - уже забытая губка. Меган напряглась. Холодная губка, согретая ее кожей, разделила ее тело, скользнула внутрь.

Он втискивал губку в нее!

Меган поморщилась под вторжением его пальца, губки... опять палец... опять губка... И только когда она подняла голову и попыталась возразить, сказать, что она не кувшин, который моют круговыми движениями тряпки, он взял ее в рот.

Жидкий жар, обжигающая влага.

Голова Меган ударилась о скомканное одеяло. Пружины матраца громко скрипнули. Она уставилась на самое большое пятно: круги потемнее обрамляли внешние края недавних потеков.