Робин Шоун - Женское счастье

Совсем как этот деспот-полковник.

Несколько бесконечных секунд она сжимала журнал, потрясенная жгучей потребностью, безумным желанием, исходившими от мужчины, сидевшего всего в нескольких дюймах от нее.

Как всякий солдат, он не раз видел смерть лицом к лицу; Абигейл же грозила единственная опасность: что кто-то посторонний обнаружит ее коллекцию. Как всякий солдат, он терпел боль и муки; единственная боль, которую пришлось вынести Абигейл, - боль одиночества. И необходимости вечно притворяться не той, какой она казалась окружающим.

Однако она ощущала желание Роберта так же сильно, как свое собственное. Он вынужден искать забытья в разгар обезумевшего урагана, ей приходится проникаться переживаниями героев непристойных книг и журналов.

Каково это - забыть будущее в объятиях этого человека? Совсем как он... стремится найти забвение в объятиях женщины.

И она - эта женщина, подумала Абигейл, подхваченная приливной волной бесшабашной решимости В темноте она совсем не чувствовала себя пожилой старой девой. И ее тело на ощупь совсем не покажется дряхлым.

И неожиданно откуда-то раздался голос... не ее, конечно, не ее, так же как ноющие груди и пульсация между бедер не принадлежали ей, старой деве, которой давно следовало бы забыть все порывы юности, леди, которая вне зависимости от возраста просто не может испытывать ничего подобного.

- Я помогу вам забыть, Роберт, если вы поможете мне.

Глава 2

- Вы девственница, - бесстрастно заметил бесплотный голос. Лицо Абигейл запылало.

- Д-да.

Ни одна леди не отважится на такое... не сделает такого бесстыдного предложения.

- А что необходимо забыть вам, Абигейл?

- Через три недели мне исполнится тридцать лет. И последние отблески юности навсегда угаснут.

- Тридцать лет еще не конец. Сами поймете, что через три недели будете чувствовать себя ничуть не хуже, чем сегодня.

Абигейл передернуло при мысли о бесконечном унынии и тоске, ожидавших ее впереди.

- Именно этого я и боюсь, Роберт.

- У меня уже больше года не было женщины.

Абигейл сжала ладонями виски: Неужели... неужели он готов принять ее предложение?

- Я прошу лишь, чтобы вы были нежным.

- А если не сумею?

- В таком случае с моей девственностью будет покончено раз и навсегда, - констатировала она спокойно, хотя внутри все дрожало.

И она наконец узнает, кроется ли что-то за мечтами, бессонными ночами и бесконечным томлением.

- В сексе нет ничего чистого и аккуратного, - грубо бросил бесплотный голос. - Он грязный, шумный и потный. Боль может превратиться в наслаждение, а наслаждение может быть весьма болезненным. И если и начну, вряд ли кто-то или что-то меня остановит. Я не успокоюсь, пока не услышу, как ты молишь меня о большем.

Молния почти невыносимого желания пронзила Абигейл, но его немедленно сменил страх. И слепящая надежда, что это может оказаться правдой, что он унесет ее из царства приличий и этикета и покажет то, чего так жаждало ее тело.

Она стиснула свернутый в трубку журнал.

- Искренне уповаю, что этого не произойдет.

- Почему? - прогремел он.

Абигейл вздрогнула от его яростного вскрика и ответила со странной, абсолютно извращенной логикой:

- Потому что вы не помадите волос. И никогда не поверю, будто вы начнете настаивать, чтобы ваша жена зачехлила фортепьяно, из страха, что вид его ножек чрезмерно возбудит ее.

Роберт потрясение молчал. Абигейл чувствовала, как кровь, превратившаяся в жидкое пламя, сжигает внутренности.

Тьму желания разорвал оглушительный хохот. Кровать снова затряслась.

И Абигейл вдруг больше всего захотелось оборвать этот смех.

- Мне раздеться? - коротко спросила она.

Наступила мертвая тишина. Потом легкий шум: матрац просел. Абигейл выбросила вперед правую руку, чтобы сохранить равновесие, и наткнулась уже на мускулистую грудь, покрытую жесткими волосами. Под мышцами ощущались кости... а это... это крохотная бусинка соска...

Она, словно обжегшись, отдернула руку как раз в тот момент, когда на ее бедро опустилась ладонь.

Она не шевелилась, пока ладонь скользила по ее талии, животу, груди, замерла на шее. Мозолистые пальцы приподняли ее подбородок.

- Если я возьму твою невинность... если коснусь груди... если поцелую между ногами... что дашь мне ты, Абигейл?

- А что ты хочешь? - пролепетала она, парализованная грубой откровенностью его слов и близостью тела, тела, с которого давно сползло одеяло.

- Все. Тебе придется дать мне все. Свое тело. Потребности. Фантазии. Все, что у тебя есть.