Мила Бояджиева - Большой вальс

и маг покинул город. В неизвестном направлении. С неделю бушевали

страсти вокруг последнего ""Мага и затихли. Ингмар решил

скрыться, а значит он сделал свой трюк чисто.

- Вот и все, Мечта! Как странно уходят из твоей жизни возлюбленнные

- без следа, без надежд, без обещаний... - думала Виктория.

- Этот славный мальчик - поэт, сочинивший "поцелуй небес" и "бабочку", заворожившие её своей неординарной, возвышенной пылкостью

- ушел за горизонт видимого. А ведь уже успел заронить в душу готовые расцвести семена... - Она хранила листки со стихами Жан-Поля, скрывая от себя, насколько дороги они ей и как не хотелось отдавать трофей Антонии. Ведь парень просто запутался, обманутый сходством и, возможно, уже давно понял свою ошибку.

- Говорю же тебе, Антония никогда не давала Жан-Полю повода для романтических грез - настаивала Алиса, подступая к Виктории с

письмами.

- Он не герой её романа. И Тони - не для него.

- А я? Я тоже, мне кажется, не давала повода. Да и к тому же, увы, не для него... - Виктория не могла удержать вздоха.

- Однако все это принадлежит тебе. Прими, пожалуйста, и поступай как знаешь. - Алиса отдала письма Виктории и та провела целый вечер и

ночь в сладких терзаниях. Жан-Поль писал, понимая, что отправляет свои листки "в никуда". Никто не отвечал ему, да и он не ждал ответа.

- Я почти всегда уничтожаю то, что пишу в лирическом буйстве. Потом, иногда, жалею, роясь в мусорной корзинке. Теперь я от этого избавлен. Просто заклеиваю конверт, пишу твой адрес и опускаю в черную пасть ящика. Постою минутку, ожидая, что он прожует и выплюнет добычу и ухожу, презирая себя за то, что перепоручаю труд загружать мусорную корзину тебе... Если, конечно, эти листки вообще попадут в твои руки. Твои руки... Дальше шли стихи о руках и Виктории становилось очевидно, что никакая черствая Антония не смогла бы выкинуть этот поэтический шедевр, если бы, конечно, удосужилась до него добраться. Большинство посланий Жан-Поля действительно выглядели так, будто предназначались для мусорного ящика. Они не надеялись попасть к адресату эти пестрящие помарками поэтические листки. Но были среди них и короткие крики души, позволяющие себе не скрывать отчаяние, поскольку ответов Жан-Поль, со всей очевидностью, никогда не получал и знал, что до Антонии не докричишься.

- Мне доставляет мазохистское наслаждение обращаться к тебе, будучи уверенным, что я лишь сотрясаю воздух, вернее перевожу бумагу. И эта

безнадежность вооружает меня вседозволенностью... Тони, я тоскую по тебе, Тони. По всему тому, что придумал про тебя и про нас и что, наверное, могло бы произойти... Я придумал свою боль и свое одиночество, дабы получить пропуск в ад. Туда, где раздирают душу в кровь и выводят его на белых листах нетленные слова... Ах как тянет на возвышенные банальности, когда за окном бесконечный октябрь, а Мики, Ники и Заки подохли. Эти морские свинки не пожелали остаться победителями в истории науки... Как не останутся в истории поэзии мои, увы, тленные сочинения...

Насчет ценности научных изысканий, Виктория не могла судить, хотя строки Жан-Поль, посвященные своему учителю и наставнику, профессору Мейсону Хартли, убеждали в серьезности и перспективности генных изысканий. Но по поводу стихов она не сомнвалась - эти перечеркнутые листки, аккуратно собранные его, когда-нибудь увидят свет в плотном томике с названием "Письма в никуда" или

"Отправление чувств" (в зависимости от отношения автора к юношеской

"лав стори").

Во всяком случае, в те моменты, когда Виктория позволяла убедить себя, что стихи Жан-Поля принадлежат ей, жизнь становилась

светлее и радостнее. Далекий Дюваль, не перестававший мечтать о

своей почти вымышленной возлюбленной, стал тайным кладом Виктории,

хранимым в её душе, подобно талисману.

...Пребывание на Острове подходило к концу, как и работа над дипломом "Влияние социо-культурных факторов на адаптацию эмигрантов в иноязычной среде". Еще пару недель в Университетской библиотеке,

окончательная правка текста и можно отдавать труд на срочный суд

шефа. Виктория сумела выпестовать в своем воображении вполне

привлекательный образ будущего - должность социолога на каком-нибудь

предприятии, имеющем связи с Россией. Тем более, что Остин Браун

задумал инвестировать и опекать посредством "концерна Плюс"

кое-какие сельскохозяйственные объекты в среднечерноземье. Возможно,

немыслимые зигзаги её судьбы не так уж бессмысленны, выводя