Мила Бояджиева - Большой вальс

Представители мужского пола обратили внимание на длинноногую красотку как-то разом, после теннисного турнира, в котором она заняла второе место. К Виктории вдруг подкатила целая орава ухажеров, причем каждый из них начинал с одной и той же фразы: что это я тебя раньше не видел? Действительно, возможно ли было не заметить такую милашку, слолвно умышленно стравшуюся притушить

свое блистательное великолепие? Оказывается, мимикрия, свойственная

хамелеонам, очень ценное качество для человека, стремящегося слиться

с окружающей средой. Виктория, цепляющая очки в крупной роговой

оправе, туго закручивающая в пучоко мсвои роскошные волосы и

неизменно выбиравшая одежду цвета "сырой асфальт", не привлекала

внимания, растворяясь в яркой шумной толпе эффектных девиц.

- Зачем тебе эти жуткие очки? - удивлялась Гудлис, разглядывая

забытые Викторией в ванной комнате окуляры.

- Они же у тебя без диоптрий

- Минус один. Отдай - я без очков ничего не вижу - Гудлис вернула очки

и надула губы

- Тебя то ли мама с крыши уронила, то ли папа напугал в детстве-.

Напоминания о родителях погружали Викторию в неподдельную скорбь.

Она регулярно отправляла матери через Остина послания и получала устные сообщения от неё а пару раз - настоящие письма. Но перспектива

попасть в Москву была весьма отдаленной и постепенно усадьба Браунов на Острове стала тем, что для каждого, проживающего вдали, означает понятие родной дом. Она с радостью проводила там каникулы, окруженная заботой и лаской, а образ Остина медленно, но верно сливался с памятью об Алисе. Отец и дед сошлись в одном лице, словно двоившееся изображение. Тогда в больнице Динстлера, придя в себя после сотрясения мозга, она сказала Осину "папа!". Это слово едва не срывалось с её губ и теперь, уж слишком велика была иллюзия - те же интонации, голос, движения, лицо. А главное - то же самое выражение глаз, восхищенных и немного встревоженных.

- Поверь мне, Вика, что бы ни случилось с тобой - я буду рядом и я помогу. Ты слишком большая находка в моей жизни, чобы позволить кому-то отнять его. Всегда помни об этом и ничего не бойся.

Похоже ощущение раздвоенности окружающего преследовало не только Викторию. Головокружительная зыбкость бытия, существования на грани фантастики и неальности порой казалась катастрофически гапбельной а иногда повергала участников этого жищненного спектакля в возвышенное умиление.

Так начинающий канатоходец, увидев перед собой раздваивающийся металлический луч троса, вначале от страха зажмуривает глаза, но поборов растерянность, движется дальше. Виктория постепенно набирала уверенность, обретая силу и переставая пугаться сюрпризов.

Приехав на каникулы после первого курса, она увидела восьмимесячного Готтла на руках Алисы, смущенно переводившей разговор подальше от детской темы. Вокруг бушевало майское цветение, пробивающийся сквозь нежную листву солнечный свет, казался светло-зеленым, насыщенным ароматами ландышей, нежно розовеющей сакуры. Мальчик тянул к Виктории ручки и пускал слюнявые пузыри.

- Зубки режутся - сказала Алиса, передавая его няне. А вечером на

"семейном совете" они решили, что Готтлиб Меньшов формально будет

считаться сыном Виктории. Конечно же, все уладится, встанет на свои

места, но прежде придется подождать, пока определится личная жизнь

Антонии.

- Разумеется, я не возражаю. Пожалуй в моей новой биографии этот

мальчонка - самое лучшее - вздохнула Виктория, думая о том, как

хорошо было бы спрятаться здесь, на Острове, воспитывая "сына"

вместо того, чтобы возвращаться опять в ненавистную опасную

университетскую жизнь.

Шли годы. Попадая на Остров, с радостью отмечала, как быстро растет мальчик. Они учились жить в этом мире вместе - малышка Готтл, осваивающий хождение и речь, и американская студентка Виктория, точно так же начинавшая постепенно ощущать свое новое "я", в котором уже ощущался вклад "американизации", а главное - Остина, Динстлера, Пигмара и всх тех, чтг стал частью её жизни. Наблюдая, как играет с мальчиком Виктория, Алиса и Остин поначалу испытывали тот самый

синдром начинающего канатоходца, ощущая головокружение от

невозможности определить пространственные ориентиры. Виктория

неуловимо сливалась в один образ с Антонией, так что приходилось

бесконечно повторять себе: это всего лишь иллюзия, трюк. Вика

внучка Остина, но не мать Готтла. Антония - дочь. Дочь? А кто же