Мила Бояджиева - Большой вальс

Давайте смотреть на вещи здраво: вы ошиблись, но ещё есть время для перемен, для пересмотра... Мы готовы платить вам очень много. Вы сможете просто-напросто купить себе привязанность любой Антонии Браун...

- Вон! - выдохнул Йохим. Воздушный поток со свистом распахнул окно, унося подхваченные с подоконника бумаги. Визитер исчез, растворился в сумерках, как и положено нечистой силе. Динстлер притворил створки, зябко запахнул ворот своей неизменной куртки и возвратился к столу.

Значит, ему нет прощения. Волна ненависти к самому себе, какой-то судорожной брезгливости захлестнула Йохима. Он чувствовал, как превращается в жуткое насекомое, омерзительное, страшное. Все, сделанное Пигмалионом, казалось до отвращения преступным. А эксперименты с собственной дочерью недопустимым смертным грехом.

"Ты права, права, моя девочка, - бубнил он себе под нос, беспорядочно открывая ящики стола и доставая какие-то бумаги. - Я - чудовище, мразь. Ты должна была растоптать меня, стереть с лица земли... Мне нет и не может быть прощения..."

Наконец он нашел и извлек из кобуры старый "Браунинг". Прикосновение холодного, тяжелого металла придало ему силы. Как некогда начинающий хирург-стажер, Динстлер вмиг рассчитал ход операции и почувствовал прилив сил от ясной и непростой цели.

"Динстлер исчезнет, но прежде он должен уничтожить Пигмалиона. Необходимо, по меньшей мере, три дня, чтобы не осталось и следа от сатанинских идей Майера и деятельности его преступного последователя. Прежде всего, ликвидировать архивы, затем виварии, лаборатории. Йохим плотно задернул на окнах шторы и разжег камин. Его знобило, будто тянуло в затылок сыростью из глубокого подземелья. Протянутые к огню пальцы, пальцы дьявольского "скульптора", чуть дрожали. А прямо под окном, среди опустевшей лужайки, одиноко трепетал на ветру выгоревший полотняный зонт и наполнялся летучим, черемуховым цветом который год пустующий, поросший сорной травой, голубой бассейн.

Уезжая из "Каштанов", Тони знала, что покидает эти места навсегда. Негодование клокотало, требуя мести. Динстлер даже не пытался отрицать обвинения, что-то мямлил про угрозу и вынужденность своего поступка. "А я? Мои бедные волосы, губы, нос? Если даже догадки Жулюноса справедливы, и Динстлер собственноручно преобразил приютскую сиротку в дитя Алисы, как мог он теперь уничтожать это лишь только потому, что получил другой "заказ"!" Антония выжимала предельную скорость, предвкушая момент, когда предъявит обвинения Остину. Господи, ведь она же так любила его и мать, так доверяла им! Ка жестоко, как опрометчиво распорядились её судьбой эти люди...

...На Острове, на самом причале Тони поджидал Артур.

- С утра караулю тебя, делаю вид, что ловлю рыбу, черт бы её побрал! - он отбросил в камыш удилище и присмотрелся к Тони. - Боялся, что ты наделаешь глупостей, хотел попридержать. Но вижу - опоздал.

- Я говорила с Динстлером. Он признался во всем. Посмотрим, что скажет на это месье Браун! - Тони рванулась вверх по ступенькам, оставив слугу с чемоданами дожидаться лифта.

Несколько лет назад Остин построил здесь подъемник, следовавший от бухточки до парадного входа в дом целых две минуты. Этот путь показался сейчас Тони бесконечно долгим. Перескакивая через две ступеньки, она неслась вверх. Артур едва поспевал за ней, а нагнав, резко схватил за руку:

- Постой! Успеешь ещё начать судилище. - Он тяжело дышал, торопясь убедить её. - Не стоит рубить сплеча. Мы же договорились хорошенько проверить россказни Кассио. Ведь ты не хочешь попасть в ловушку?

Тони позволила увести себя в аллейку сада и усадить на скамейку, спрятанную в кустах олеандра. Приступ гнева утихал, но она упрямо молчала, теребя носовой платок.

- Расскажи мне все по порядку, голубка. Что сказал тебе принц? По-видимому, он не долго упирался. - Артур говорил мягко и вкрадчиво, как опытный психотерапевт.

- Принц действительно родился в России. Но он не преступник и не шпион. Викторию очень любит, вернее, любил - его убедили, что она давно погибла. Я не стала пока разубеждать Макса (это его европейское имя), хотя ужасно хотелось порадовать... Знаешь, он действительно, жутко влюблен... И вообще - очень милый. Хотя, конечно, мальчишка.

- Все мы были когда-то мальчишками. Не скажу, чтобы это было плохое время. Во всех отношениях. Молодость - недостаток, который проходит сам собой.

- Философствуешь, как домохозяйка, начитавшаяся популярных журналов... А Динстлер не отрицал, что вредил мне. Правда, говорил, что его вынудили к этому какие-то мрачные силы. К тому же он знает, что Остин - не мой отец... И граф Бенцони тоже. Это я уже сама проверила, заехала во Флоренцию, не терпелось начать дознание...Там ещё беседовала с одним давним другом матери, так тот вообще утверждает, что я - сирота!