Мила Бояджиева - Пожиратели логоса

... Что бы стало мне стыдно

Что бы стало грешно

и завидно, обидно,

за родное говно.

Что бы Родину нашу

сделал я, зарыдав,

и милее и краше

всех соседних держав!

Что б сады расцветали

белым вешним огнем

как ни в чем не бывало

на Таймыре пустом,

там, в заснеженных далях,

за полночным окном,

где-то там на Ямале,

где-то в сердце моем...

Не заметил Филя, как склонилась к подушке его щека, затянуло смурной мутью пульсирующие в его сонном существе строки и увидел он себя, бредущего с палицей по выжженному, как Сахара, болоту с указателями "Таймыр-Ямал".

Оглянулся, а на распутье белый автомобиль с откинутой крышей боками лоснится, а из него торчит брюхатая фигура Николая Евсеевича и прощально рукой машет. Только не начальник он уже, а Колька-Пузан и футболка голубая, и галстук - все в пятнах фруктового мороженного. Три порции, съеденные у вокзала втихаря от товарищей.

- С тобой пойду! Меня возьми! - канючит Колька, гундося для жалобности. И в автомобиль свой импортный целиком заваливается....

7

... Филя всхлипнул, нырнул на более глубокий уровень сна и увидел школьный двор в пыли, майской нежной листве, пробитой наискось заходящим солнцем. В пятнистой тени две кучи лома - вопиюще несоразмерные. Гагаринцы переплюнули Тимуровцев - их добычу венчало сокровище - до самых обвешанных сережками ясеней задирал лапки проржавевший каркас грузовика. Он был похож на выеденного муравьями жука и наглядно посрамлял две ржавые батареи парового отопления и какой-то трубчатый хлам соперников... До подведения итогов соревнования оставалось сорок минут. Комиссии, состоящей из лысого пионервожатого в галстуке и нервной беременной завучихи с приплетенными косицами корзиночкой, вконец опостылел ломовый ритуал. Кто-то предложил подвести итоги досрочно - чего ждать-то при столь очевидном перевесе? Тем более, что проигравшей команде с очевидностью было на исход соревнования наплевать. Только дергался этот заводной Филька Трошин и куда-то тянул своего друга Евсеева - крупного, сонного переростка.

- За мной, Портос! - толкнул друга в мягкий бок Филя: - Мы их сейчас уделаем! Мигом смотаемся, я место одно знаю, во такие железяки валяются...

Выскользнув из школьного двора, они понеслись по переулкам городка, пересекли железнодорожные пути, пустыри, огороды. Перебрались через овраг и ещё долго шагали в лиловеющие сумерки перелеска, за которым торчали трубы давно не действующей фабрики. На её территории Филя надеялся обнаружить тяжеленную турбину или хотя бы мотки проволоки для транспортировки которых прихватил холщовую сумку с веревками. Пока бежали пацаны - пятиклашки к едва опушенному майской зеленью лесу, трубы фабрики становились все ниже и вскоре вообще исчезли как ориентир за внезапно поднявшимся угольным курганом.

- Мне домой надо. Я ещё уроки не делал, - плаксиво затянул Колька, бегать вообще не любивший. Он демонстративно опустился на камень и стащив сандалии, показал кровавые волдыри на пятках. - Во, производственная травма. Завтра разнесет в гангрену. В школу не пойду.

- Меня хоть не дури. Пятки ты вчера на физкультуре натер, а сейчас в лес идти боишься, - без вызова, но с глубоким сожалением сказал Филя. Он был худой, масластый, носатый, с темно-рыжими вихрами, давно не знавшими стрижки. Таких на школьных фотографиях отмечают чужие глаза с неизбежным сожалением - вон, мол, совсем плохонький затесался. Бедолаге одна дорога в науку.

Колина же внешность вызывала неизбежную симпатию - щекастый богатырь с неизменно выпученными от удивления глазами. Пытливый взгляд, аккуратный светлый чубчик - всегда готовый к вдумчивым вопросам ученик. В интонациях Коли постоянно звучало удивление. "Ты че!? Во дает! Не фига себе..." Он так простодушно моргал белесыми ресницами и столь широко распахивал рот, веря всякой наколке и грубой шутке, что обманывать его было даже скучно. И опасно - дрался Колька бесстрашно, самозабвенно.

Ничего не ответил он на обвинение друга в трусости, надел сандалии, героически закусил губу и направился в лес, продираясь сквозь бурелом. Шли долго и без всякого осознания направления, из принципа, устало сопя. Колька потерял тропинку, хрустел ветками, тараня подлесок как бульдозер. Сзади, натыкаясь на ветки и зализывая царапины, упрямо ковылял Филя...

- Нафик кому этот лом сдался? - наконец остановился рыжий, растеряв энтузиазм. Его бурные дерзания вспыхивали спонтанно и имели свойство резко затухать в столкновении с непреодолимыми трудностями.