Альфред Жарри - Любовь абсолютная

Это шарада.

Второе слово как раз означает то, что первое передать не в силах.

Все во вселенной определяется этим глаголом и этим прилагательным.

Господин Бог воссоздает в голове, бесперебойным усилием мозга вспять, пункт за пунктом, весь путь, что приводит к нему Варию.

И переводит — иначе нельзя, поскольку он сам проходит весь путь — на язык абсолюта .

Каштановый лес.

Тернии, языки огня, шпажники-гладиолусы.

Семь лезвий папоротниковых мечей в сердце Мириам.

Рука засушенная — с большим трудом — в тихих гербариях нотариальных — для кражи какой сия длань создана?! — сжимает пальцы.

Так, кропотливо и непреклонно округляется мокрица.

Невероятная хватка.

— Сжальтесь…

Нет, ничего страшного.

Не обращайте внимание.

Эти круглые штуки все в острых шипах…

Это всего лишь падающие звезды.

Да и то, только те, чье излучение приходится на зеленый спектр.

Последние по величине в каждом из созвездий.

И вот уже пали на Землю: Вега, Сириус, звезды Кита, Поллукс, Регулус, Процион и Лира, Капелла, Альтаир, Полярная, Кастор, Венера!

Адаптируясь к земной среде, они ежатся под каштанами.

Это суть ехидны зеленые подкаштанные.

Ежи растительные, ибо цвета недоспелых фруктов.

Каштаны — незрелые звезды.

Мириам была бледна, как незрелая звезда.

Как неживой жемчуг.

Но иголки этих мелких ежей гниют слишком быстро, чтобы признать в них ресницы маски Варии!

Маска очень искусная.

Использован метод иероглифов Ребенка-Бога.

Она закрывает всю голову.

Как у статуй — глаза без зрачков не позволяют сбегать их взгляду.

Плауны одинаковой формы с непристойной грубостью выпускают из капсул пыль-ликоподий, что умертвляет.

Буквально: где-то не здесь фармацевты крутят из него пилюли.

Мирра — потому что она умертвляет: ею бальзамируют и чествуют мертвых.

Все, что относится к славе, кроется в мерзкой жильной породе.

Грибы-дождевики.

Вонючи…

Чистота [77].

Горностай!

Геральдическая Чистота своей сияющей мордочкой очищает, словно меж прутьев решетки, роясь в грязи, меж иголок ежа, зверя зловонного, и сосет.

Простодушие воскресает.

Савойский пирог формы звериной, глазурованный шоколадом темным и нашпигованный светом.

Миндалинами, как иголками, утыкан его шар.

Миндалины.

Басня Флориана:

— У орехов прекрасный вкус, но их надо еще расколоть.

…Немного труда… [78]

Господин Бог один раз потрудился.

Он боролся с дрессировщиком волчьим — господином Ракиром! — и зажал большой курносый башмак в тисках нотариальной двери.

Лущить башмак не стал он, ибо ребенком был, да и боялся увидеть, что там внутри.

Кость, вне сомнения, Господина Ракира, обглоданная волками, предплюсна хрустящая в древесине звенящей миниатюрного гроба.

— Ля [79], — говорит камертон.

Нож Госпожи Венель дрожит.

Миндалины.

А вообще-то, он любит миндаль?

— Она любит меня?

— Они только что занимались любовью на кухне… Я — то, что вам угодно.

Обретенная мирра пахнет гарью.

Темно-красный рубин — геральдический змей — растаял на раковине.

Кухарка Мелюзина — полна объедков корзина… Пертинакс тоже повязывает фартук.

Блистательной мощью ножа, наскоро, он разделил ежа аж до сердца, где миндальный источник — чистосердечные сливки.

Мелюзина, сирена с хвостом змеиным, с крыльями жаворонка, как ребенок, что слушает сказки, засыпает под резкие звуки вещи блестящей дрожащей.

— Баю-бай, дитя, слушай сказки.

Разве не красавица твоя Шехерезада?

— Я слушаю.

Красота.

Сестра моя, если вы не спите…

— Тебе хорошо?

— Мне хорошо.

Она замерла у стены, склонившись под углом в сорок пять градусов, каталептически.

— Пятое путешествие Синдбада-морехода.

Слушай внимательно и ни о чем не думай.

Жозеба здесь нет.

Жозеб путешествует.

Жозеб — Синдбад.

— Синдбад. Да.

— А ты — Морской Старик [80].

Твое тело юно, как и мое, но сама ты очень стара.

Я старше тебя всего лишь на семьсот четырнадцать тысяч лет.

Ты высматриваешь путников одиноких на берегу реки.

— Я вижу Синдбада.

Синдбад придет этим вечером.

— Ты понял еще до того, как я изрек свою волю.

Ты знаками просишь его перенести тебя на другой берег реки, чтобы набрать там фруктов.

— О, персики златотелые и виноградные кисти — словно хвост сахарного павлина!

У меня аж слюнки текут.