Барбара Эрскин - Победить тьму...

Прошло довольно много времени, прежде чем она пошевелилась. Он уснул в таком положении. Его голова покоилась у нее на руках почти целый час. И все это время она смотрела на него сверху вниз и нежно поглаживала его волосы.

— Адам? — прошептала она. — Я должна пойти посмотреть, как там дети. Пойдем со мной.

В доме было двое маленьких детей в возрасте четырех и пяти лет. Они обожали Джейн, и она тоже очень любила их.

Она взяла его за руку и повела по узкой винтовой лестнице, обдуваемой сквозняками. Лестница вела из кухни на четвертый этаж, туда, где крепко спали дети, уютно укутавшись в свои одеяла. При свете лампы, которую Джейн держала в руке, они молча смотрели на них какое-то время, затем спокойно закрыли дверь.

— Пойдем. — Она повела его по лестнице к своей комнате.

Когда она включила свет, Адам почувствовал себя очень неуверенно.

— Дженни…

— Пожалуйста, Адам. Я не могу быть одна этой ночью. Пожалуйста, останься со мной, я больше ничего не прошу.

За огромными узкими окнами башни завывал ветер. Дети крепко спали, вероятно, уже привыкли к шуму ветра. Адам, одетый, лежал рядом с Джейн на узкой кровати, укрытый покрывалом, и мирно дремал. Внезапно он проснулся и в абсолютной тишине уставился в потолок. Джейн уже успела выскользнуть в ванную, чтобы раздеться, и вот теперь вернулась. На ней была ночная рубашка, которая доходила ей до пят, девственно-белого цвета, украшенная оборками. Адам почувствовал острое влечение, но сумел взять себя в руки и успокоиться. Одной только мысли о том, что Робби лежал где-то в деревянном гробу, было достаточно, чтобы отрезвить его. Прошло довольно много времени, пока он, наконец, почувствовал, что ее тело расслабилось и она уснула. Он тихо лежал и слушал ее нежное ровное дыхание, в то время как ветер еще сильнее стучал в окно.

В конце концов он уснул. Было уже раннее утро. Ему снилось, что он бежит вместе с Робби по лесу, они играют в индейцев, а в руках у них луки и стрелы. Так было, когда они были еще совсем детьми. Адам неожиданно проснулся, стал вглядываться в темноту и прислушиваться. Джейн все еще спала. В доме — ни единого звука, за исключением тиканья старых настенных часов на лестнице. Он затаил дыхание и подумал о том, стоит ли ему встать и пойти посмотреть, как там дети. А может быть, Кеннеди передумали и решили вернуться домой, а не оставаться в Эдинбурге на ночь? На самом ли деле он слышит, как их машина медленно едет по усыпанной гравием дорожке, ведущей к башне?

Джейн пошевелилась, и он услышал, как она во сне что-то пробормотала. Стараясь защитить, он обнял ее и почувствовал, как от ровного дыхания ее грудь медленно поднимается под одеялом.

— А-дам?

Ветер завывал в трубе. В камине не было огня. Звуки издавали маленькие струйки пепла, когда поднимались вверх. Где-то скрипнула половая доска. Адам почувствовал, как у него пересохло во рту.

— Где ты, А-дам?

Он замер. Это был какой-то ночной кошмар, рядом никого не было. Это ветер разбудил его.

Джейн проснулась, повернулась к нему. Ее тело удобно расположилось на старом матрасе.

— Что это было?

— Ничего. Спи. — Его рука все еще покоилась на ее груди. Он стал нежно ласкать ее грудь через одеяло. Она не пошевельнулась и не отвернулась. Ее глаза были закрыты. В темноте он коснулся губами ее волос. — Дженни, ты не спишь?

Она не ответила. Ее рука нащупала его плечо, а затем ворот рубашки и медленно начала расстегивать на ней пуговицы.

— Дженни…

— Тсс…

Ее кожа была такая нежная, теплая. И сама она была вся расслабленная. Она ждала и манила его. Он почувствовал сильное влечение. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Адам снял брюки и, забравшись к ней под одеяло, бросил их через подушки. Он был необычайно нежен с ней, прекрасно понимая, что это не просто половой акт. Это было нечто особенное. Это была любовь, выражение благодарности и расположения. Любовь, которая могла сгладить постигшее их несчастье. Легким движением руки он ласкал ее бедра под длинной ночной сорочкой, затем развязал ленточки и припал губами к ее груди. Он был заинтригован и очарован ее скромностью, которая одновременно сочеталась с огромным желанием и некоей боязнью принадлежать ему.

— Джейн! — Он уткнулся лицом ей в грудь. — Любовь моя!

В какой-то миг, когда он крепко притянул ее к себе и попытался раздвинуть ее ноги, он подумал, что она воспротивится. Он чувствовал крайнее возбуждение, он был одержим. В одночасье Робби был забыт. Дети, которые мирно спали на другом конце лестничной клетки, тоже были забыты. Его память была очень гибкой и податливой. Сейчас ему представлялось хрупкое тело, которое лежало на каменном утесе под солнечными лучами, ноги были провоцирующе раздвинуты в стороны, глаза дразнили его и в то же время отражали яркие солнечные блики. Горьковатая торфяная вода накатывала на бледную кожу.