Песнь любви

И когда он закончил свой срок, я понял, что убил его, и испустил громкий крик, стал бить себя по лицу и разорвал на себе одежду и воскликнул: «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!». О мусульмане, одна только ночь оставалась этому юноше до истечения опасного срока, о котором говорили звездочеты и мудрецы, и предел жизни этого красавца должен был наступить от моей руки! О, если бы мне не резать этого арбуза! Это поистине бедствие и печаль! Но пусть Аллах свершает дело, которое решено!

Когда я осознал, что убил его, то встал и поднялся по лестнице, и насыпал обратно землю, и окинул глазами море, и увидел корабль, рассекавший море и направлявшийся к берегу. Я испугался и сказал: «Сейчас они придут и найдут их дитя убитым. Эти люди узнают, что я убил его, и убьют меня несомненно!». Тогда я подошел к высокому дереву и влез на него, и закрылся его листьями, но едва успел усесться на верхушке, как появились рабы и с ними дряхлый старик, отец юноши. Они подошли к тому месту и, сняв землю, нашли дверь и спустились, и увидели, что юноша лежит, и его лицо сияет после бани, и одет он в чистое платье, и нож воткнут ему в грудь. И они закричали, и заплакали, и стали бить себя по лицу, и взывать о горе и бедствии. На долгий час старец лишился сознания, и, рабы подумали, что после своего сына он не будет жить.

Они завернули юношу в его одежды и накинули на него шелковый плащ, затем вышли к кораблю, и старец шел позади них. Увидав своего сына лежащим, он упал на землю и в отчаянье посыпал голову прахом, и бил себя по лицу, и вырвал себе бороду. Он подумал о смерти своего сына и заплакал еще сильнее, а вскоре лишился чувств. Тогда один из рабов поднялся и принес кусок шелковой материи, и старика положили на скамью и сели у него в головах. Все это время я сидел на дереве над их головой и смотрел, что происходит. И сердце мое поседело, прежде чем стала седою моя голова, из-за забот и печалей, перенесенных мною. И я произнес:

И старец оставался без сознания, пока не приблизился закат. А потом он очнулся, и, увидев своего сына, с которым случилось то, чего все опасались, он стал бить себя по лицу и по голове, произнося:

Он издал крик, от которого дух его расстался с телом, и рабы закричали: «Увы, наш господин!» — и посыпали себе головы землей, и еще сильнее заплакали. И они положили своего господина на корабле рядом с сыном и, распустив на судне паруса, скрылись с моих глаз. Тогда я слез с дерева и спустился в подземелье, и стал думать о юноше. Мой взгляд упал на некоторые из его вещей, и я произнес такое стихотворение: