Николай Семченко - Что движет солнце и светила (сборник)

— Да пошёл ты, козёл! — Лёха положил трубку и ещё раз от души выругался. Ему уже был хорошо знаком этот голос — молодой, наглый, с легким придыханием, будто парень только что пробежал стометровку и полностью на ней выложился…

Телефон снова затренькал, но Лёха трубку не снял. Наверняка опять этот извращенец звонит: ему, видите ли, нужна какая-то Лена, которая неделю назад занималась с ним любовью по телефону, и это было так классно, что он два раза подряд кон…

— Чикнуть бы тебе ножичком по яйцам, Челентано тебе в рот! — возмутился Лёха и закурил «Мальборо». Он считал себя стопроцентным мужиком, и всё, что хоть сколько-нибудь отклонялось от жестких традиций, не только не понимал, а даже готов был изничтожать, давить, топтать, отправлять на плаху, костёр и виселицу. Любовь, по его мнению, — это просто естественное отправление организма, а все эти вздохи, прогулки при луне, страдания и душевные томления — глупости и выдумки малохольных, оправдывающих так свою мужскую несостоятельность. Ну, ещё так ведут себя юнцы, на мордах которых фонтанируют прыщи, которые никаким «Клерасилом» не усмиришь, пока они не научатся втыкать свой «шланг» куда надо и сливать буйные свои гормоны — для здоровья и нормальной кожи, а не из-за какой-то там любви. Вот тоже выдумали, ялдачи! У самого Лехи осечек в этом деле никогда не было. Ольга даже то ли в шутку, то ли всерьёз предлагала ему подрабатывать в фирме: нашлись бы и дамы, и господа, желающие позабавиться с его неунывающим «Ванькой-встанькой».

— Да пошел ты…, — выругался Леха ещё раз, когда телефон после короткой передышки снова затрезвонил. Он подумал, что опять звонит этот ненормальный.

— А с кем ты, милый, базаришь? — услышал Лёша голос Ольги. Она вошла в квартиру неслышно, даже дверью, как обычно, не хлопнула.

— Привет! — обрадовался Лёха. — Меня тут один придурок затрахал. Подавай ему секс по телефону!

— А что? Это идея! — весело сказала Ольга. — Поря расширять количество услуг! Правда, Зинаида?

Лёша, который обычно ходил дома в трусах, сконфузился: всё-таки, как ни был хорош собой — высокий, мышцы накачаны, живот поджарый, а перед посторонними людьми, тем более женщинами, стеснялся представать неглиже. Но чтобы надеть брюки, ему надо было выйти в прихожую, где стоял шкаф: его одежда, даже домашние «треники», висела там.

— Ты что, не одна? — на всякий случай переспросил он Ольгу. — Может, вы сразу на кухню пойдёте пить чай?

— О, не волнуйся! — Ольга кудахтнула как курица: она всегда так смеялась, когда чувствовала себя неловко. — Оставайся в чём есть, Зинаида женщина современная, совсем не стеснительная…

— Да, но…

— Нет, не «но»! Зинаида вообще считает, что в своей собственной квартире можно и нужно ходить, в чём мать родила — это полезно для здоровья…

Ольга зашла в комнату и, подмигнув ему, шепнула: «Это очень выгодная клиентка, за свои причуды платит „зелёненькими“, и хорошо. Понял?»

Тут в комнату впорхнула женщина — длинная и тонкая, как жердь, она встряхнула пуком волос, завязанным наподобии лошадиного хвоста, и задорно воскликнула:

— Салют!

Волосы над её лбом были короткие черные, как на сапожной щётке, и, что особенно впечатлило Лёху, от этой женщины несло тяжёлым потом, смешанным с густым, приторным до тошноты запахом жасмина. Будто в общественном гальюне набрызгали дешевого освежителя воздуха!

— О-о, красавчик! — оскалилась эта лошадь и, решительно прогарцевав к дивану, упала на пёстрые подушки. — У меня времени в обрез, так что — к делу. Оля, ты где там?

Лёша затянулся сигаретой и чуть не подавился дымом, когда увидел, как Зинаида, выпятив в улыбке почти квадратные зубы, решительно сбросила свой желто-серый пиджак и, не смущаясь, принялась расстёгивать кофточку.

Хорошо, что Настя-продавщица научилась понимать меня без слов. Только вот пиво, кажется, не в таких баночках, как Лёша любит. Те — чёрные, надписи сделаны золотом, а в центре — овал, в котором красуется старинная башня, такая аляповатая, никакого вкуса! А эти — другие: сплошь в иероглифах, кажется, китайских. Но может, это пиво лучше? Всё-таки Восток — дело тонкое…

Ну что за пошлость мне на ум пришла? Это же трафарет: Восток — дело тонкое. Не знаю, не знаю. А вот баночки и вправду тонкие, и прохладные, и что-то в них так замечательно булькает, будто пустой аптечный пузырёк опускается в воду…

А в воде — рыбы, мои братья и сёстры, созданные из тех же атомов, что и всё окружающее мирозданье. Но они — прекрасны, они — чудо!