Я попыталась рассказать обо всем Ривке. Но она считала с некоторым на то основанием, что сестры Деклана были из лечебницы для наркоманов, и, хотя она пыталась понять, что произошло, она не понимала.
А я никак не могла понять, почему Ривка просто обязана ходить на все эти мероприятия, когда она так устает. Я знала, что она хотела объяснить, но ей не хватало слов.
Когда мы говорили по телефону, я продолжала ей советовать:
— Скажи ему, что ты очень устаешь.
А она советовала мне:
— Скажи ему, что ты очень сожалеешь.
Со временем Деклан вернулся на наше супружеское ложе. Было не так, как раньше, но было менее одиноко, и атмосфера в доме стала не такой тяжелой. Между тем Ривка нашла какие-то чудодейственные витаминные энергетические добавки, и, как ни странно, мы обе одновременно забеременели.
У нее родилась девочка, которую назвали Лидой, в честь матери Макса, и я надеялась, что у меня тоже будет девочка, и что мы назовем ее Рут, и они с Лидой станут настоящими друзьями. Деклан сказал, что это несколько натянутая идея и что во всяком случае он предпочел бы сына, который будет отстаивать честь графства в травяном хоккее.
Брендон, названный так в честь отца Деклана, родился на две недели позже Лиды. Теперь, поскольку Ривка больше не сидела в офисе, мы снова начали переписываться, обсуждая родовые схватки, кормление грудью, бессонные ночи и тонкие пальчики на ручках и на ножках. Похоже, мы завуалированно сообщали друг другу, что жизнь была не настолько хороша, какой могла бы быть.
Но мы никогда не писали об этом. Почему мы должны были сожалеть о чем-то? У нас были наши дети.
Я думаю, мне следовало бы заметить, как поздно стал приходить Деклан по вечерам, и при этом он совсем не был навеселе, хотя должен бы, если он проводил по четыре часа у Каллагана, и мне следовало бы обратить внимание на то, что Сканк Слэттери часто спрашивал меня, как там Деклан, что было странно, потому что, по словам Деклана, они каждый вечер встречались и пили вместе. Но я была очень занята с маленьким Брендоном, который был просто ангелочком. В рабочие дни я сажала начинающего ходить Брендона в фургон с передвижной библиотекой и разъезжала по маленьким поселкам, где встречалась с восхищенными читателями. Много внимания я уделяла тому, чтобы держать его подальше от его кошмарных теток.
Так шли месяц за месяцем. Мы по-прежнему приезжали навестить мать Деклана каждое воскресенье, каждый из нас привозил какое-нибудь блюдо, потому что здоровье ее шло на убыль. Она была счастлива видеть всех своих детей вокруг себя, и я не возражала против этого. Ривка часто присылала из Америки лекарства. В конце концов свекровь умерла, очень мирно, словно бы заснула.
Вечером после ее похорон Деклан очень спокойным голосом сообщил мне, что я должна знать, что он встречается с другой женщиной. Ее зовут Эйлен, она работает секретарем в школе, и в конце семестра они поедут в Англию. Брендону тогда было семь. Вполне взрослый для того, чтобы регулярно приезжать и видеть отца, мимоходом сказал Деклан. И добавил обнадеживающе, что Эйлен будет рада стать второй матерью для Брендона.
Я смотрела на Деклана так, как будто увидела его впервые. Мне казалось это нереальным, это было похоже на шок после сильного удара по голове или обморока. Я сказала, что мы с Брендоном на следующий день должны уехать на поезде в Дублин и мы сможем поговорить о встречах и прочем, когда я вернусь. Я вписала Брендона в свой паспорт два года назад, когда я думала, что мы сможем поехать в Америку повидаться с Ривкой и Лидой, но у Макса были в это время какие-то проблемы, и мы не поехали.
Я оставила Деклану записку, что сняла с нашего банковского счета достаточно денег, чтобы поехать в Нью-Йорк и иметь там средства на карманные расходы; он может распорядиться насчет дома и сообщить родственникам о происходящем. Он не должен думать, что я увожу его ребенка навсегда, я вернусь. Нет необходимости обращаться в Интерпол.
Я не писала о том, что он предал меня, о том, насколько мне тяжело, и ни слова о его Эйлен.
Ривка сказала, что с удовольствием увидит меня.
— Как Макс? — спросила я со страхом.
— Он бывает дома далеко не каждый день, он вообще не заметит, здесь ты или нет, — ответила она.
Мы горько рыдали, обнявшись. Я плакала первый раз после того вечера, когда Деклан сказал мне все. Я оплакивала все, что могло бы быть. Но обратно я бы его не приняла, даже если бы он умолял меня. Возможно, он был прав, все кончилось, давно кончилось.
Читать дальше