Мулк Ананд - Гаури

— Чтоб им пусто было! — воскликнула Хур Бану. — Зачем ты такое говоришь?

— Они все думают, сестрица, от кого этот ребенок: от Панчи или от кого другого! — нанесла Ракхи последний удар.

— Ведьма! — завизжала Гаури. — Говорить такое!..

— Ты злоязычная женщина! — возмутился Рафик. — Пришла к нам нарочно для того, чтобы помучить молодых!

Панчи схватил Ракхи за волосы, со свирепой решимостью проволочил ее через весь двор и швырнул в сточную канаву.

— Чтоб ты подох, негодяй! — кричала Ракхи. — Причинить мне такую боль! Чтоб твоему роду и племени никогда счастья не видать! Чтоб…

Она теперь так же яростно поносила его, как за несколько минут до этого расточала ему похвалы. Затем она заковыляла по улице, взывая к состраданию соседей и призывая их высказать свое мнение о женщине, которая ушла в Хошиарпур, жила там в разных подозрительных домах и вернулась к своему мужу «с пузом, как бочка».

Микробы, которые разбросала своим отравленным дыханием Ракхи на веранде дома Рафика, распространились по всей деревне с такой же быстротой, как чума перебирается от крысы к человеку. Но первой их жертвой был Панчи, который, казалось бы, так решительно вышвырнул носителя болезни за пределы своего дома.

Прошло совсем немного времени, и сомнения, высказанные Ракхи относительно добропорядочности Гаури, стали одолевать его. А вскоре они превратились в открытые подозрения, подогреваемые инсинуациями Ракхи по адресу Махендры. Он помнил, конечно, что сам выгнал Гаури, когда она объявила, что ждет ребенка, и поэтому не придавал особого значения грязным намекам Ракхи касательно беременности его жены. Но она была продана ростовщику Джайраму Дасу и несколько дней жила в его доме. Да и теща намекнула на скандал в лечебнице из-за посягательств другого доктора на Гаури. Что в действительности там случилось, он не знал, и эта неопределенность угнетала его, заставляла сердце учащенно биться по ночам, вызывала слабость во всем теле. Он просыпался среди ночи и подолгу ворочался в постели, пытаясь успокоиться.

Когда Гаури подходила к нему и садилась рядом, обмахивая его веером, он теперь испытывал отвращение к ней и даже ее белая чистая одежда вызывала у него раздражение. Ему был неприятен даже ветерок от веера, которым она помахивала перед его лицом, он отворачивался и отводил глаза, чтобы не встретиться с нею взглядом. Ее преданность только усиливала его озлобление.

Гаури, которой тоже было нелегко, уже жалела, что была так груба с повитухой. И, пытаясь исправить положение, она была теперь нарочито заботлива с мужем и предупреждала всякое его желание.

— Надо же было так случиться! Надо же было этой Ракхи прийти и снова все отравить! Над моей жизнью тяготеет проклятье! — горестно восклицал Панчи.

Гаури слушала его истерические выкрики и чувствовала, как в ней поднимается жалость к нему. «Бедняжка совсем запутался, — думала она, — но ведь это не его вина».

На следующее утро Рафик, воспользовавшись первым удобным предлогом, подошел к постели Панчи, выставленной во двор.

— Ну, братец, — спросил он, — как твои дела?

— Неважны мои дела, — Панчи махнул рукой.

— Ничего, не падай духом и будь терпелив, — сказал Рафик.

— Дядюшка Рафик, — помолчав, сказал Панчи, — вы знаете, как я страдал. Я хотел, чтобы она вернулась, — какой же дом без женщины? Я даже пошел за ней в Большой Пиплан, и меня там избили. Но я никогда не думал, что дочь Лакшми будет похожа на Лакшми…

— Что ты болтаешь! — нетерпеливо перебил его Рафик. — Ты дурак, что не доверяешь ей. Она богиня, твоя Гаури! И горе тебе, если ты не будешь почитать ее!

— Не думай, что я вроде тебя соглашусь ходить под каблуком у жены! — сказал Панчи. — Ты ведь знаешь, что мудрость женщин в их лодыжках и доверять им нельзя. Стоит им увидеть нарядную тряпку, и никто уже не может поручиться за их целомудрие.

— Замолчи! — рассердился Рафик. — Тебе ли говорить об этом, как будто ты сам не заглядывался на женщин в нашей деревне!.. Мы, магометане, надели на женщин чадру и позволили мужчине иметь четырех жен. Ну, а вы, «дважды рожденные индусы», только и делаете, что раздеваете женщин взглядом, словно они ни на что больше не годны. Позор!

— Послушай, дядюшка Рафик… — начал было Панчи.

— Не говори глупостей, сын мой, — прервал его горшечник. — Сердца мужчин в нашей деревне закрыты чадрой, а не лица женщин. И наши муллы, и ваши брахманы — одинаковые лицемеры. Они предписывают лживые законы, а старейшины в каждом братстве поддерживают их. Сколько бы жен они себе ни брали, они утверждают, что женщина должна принадлежать только одному мужчине. Неужели ты думаешь, что Гаури, которой вдалбливали это с детства, могла сойтись с каким-нибудь другим мужчиной?! Надо быть сумасшедшим, чтобы этому поверить!