Наталья Стеркина - Соучастница

- Тань, так я его почти и не знаю, он просто недвусмысленно дал понять, чего он от меня хочет. Вот я поняла и... Теперь вот дала согласие. Он за мной уже едет - как-то странно блеяла Ирина

- Ир, да что с тобой? Я тебя не узнаю. А кто мне вполне здраво все разобъяснял про "разврат" и "не разврат", а?

- Тань, так у меня-то что?

- Ты поглупела от страха. Нормальный женский выбор. Ты просто сказала "да". Ты выбрала "да", но ведь это твое право. Ты у кого-нибудь что-нибудь отняла? Нет. Все в порядке. Я знаю, чего ты боишься, что будет "не так". Вот если будет, тогда и решишь, что делать дальше, а сейчас о чем плакать?

- Значит ехать?

- Безусловно. Благословляю. Не теряй время. Собирайся.

Ирина повесила трубку не то что успокоенная - ободренная. Закружилась по дому. Влезла в новенькое платье, вытянула из шкафа новую сумку - в тон, под руку почему-то подвернулась кассета с вещающей о гармонии теткой, Ирина ее рефлекторно сунула в сумку. Зазвонил телефон. Ирина почему-то была стопроцентно уверена, что это звонит Ота и отменяет свидание, почти с облегчением она схватила трубку: "Але!" - глухо от волнения сказала она.

- Ой, Ирочка, ты болеешь? Это Ксения из Минска.

- Ой, привет, Ксень, нет, не болею, просто с горлом что-то, - уже почти нормальным голосом произнесла Ирина, сердце продолжало колотиться. Как работа, как дочка?

- Вот я как раз о дочке. Помнишь, я тебя спрашивала, можно ли ей приехать, то есть в Москву-то она точно приедет, остановится в общежитии, но можно ли ей к тебе заехать...

Ирина прервала ее

- О чем речь, конечно, мы будем рады. Да она может и у нас или здесь, со мной, или на Юго-Западе...

- Нет-нет, Ирочка, спасибо, она остановится в общежитии, а к вам, если можно, в гости. Может быть, уделите ей внимание, что-то покажете: ты и дочка.

- Конечно. Когда она приедет?

- Завтра вечером выезжает, значит утром послезавтра она будет в Москве.

- Пусть сразу звонит или сюда или туда, у тебя ведь есть телефон?

- Да, сохранился.

- Кто-то будет дома, и мы обо всем договоримся.

- Спасибо, Ириш. А муж мой бывший, однокашник наш с тобой все же перебрался на ПМЖ.

- В Америку?

- Вовсе нет. В Швецию. История такая - там сейчас много курдов. У него был знакомый швед-курд, очень милый, кинорежиссер. А у того есть сестра. Он ее давно этот режиссер к себе из Ирака, кажется, перетащил. Примерно она сейчас лет тридцати пяти. Теперь там, психолог. В общем, познакомились они со Славой моим и решили пожениться. В общем, он в Швеции на правах жениха. Скоро свадьба. Осенью. Дочка полетит. Вот тебе "автостопом по Европе", кстати, и меня зовет туда работать, уверяет, что найдет, кого мне там русскому или польскому (я же и по польскому специализируюсь) учить. Подумаю. Вот такие у нас новости. Вот такой поворот...

- Вот и я, Ксень, все пою про "поворот" и много Сашкиного всего перечитала. Странный он все же был. У него тоже были сплошные повороты... А ты в Москву наведаешься? Приезжай. Поболтаем всласть.

- Знаешь, приеду. Осенью, пожалуй, вот дочка на свадьбу к отцу своему полетит - а я к тебе, ну тогда уж только к тебе, чтобы болтать, да и Сашку читать.

- Договорились.

В этот момент под окном засигналила машина:

- Все, Ксень, целую, Жду ребенка твоего, а сейчас бегу, меня ждут.

Ирина бросила трубку, не заметив, что она не попала на рычаг и выскочила за дверь. Уже в лифте она проверила, не забыла ли ключ, расческу. Нет, вроде все на месте. Из подъезда она вышла к стоящему у машины Ота спокойно, но и не скрывая, что рада ему. Ота, к счастью не бросился к ней с поцелуями, а просто, очень нежно взглянув на нее, открыл перед ней дверцу машины. Когда она уже сидела, и Ота устраивался рядом с ней, мимо прошел психиатр с собакой. Ирина почему-то с тоской, ностальгически посмотрела на них. "Что-то кончилось, - почему-то промелькнула в голове странная мысль. Безвозвратно?" Почему-то ныло сердце. В дороге Ота был почти молчалив, только раз, склонившись к ее уху тихо сказал: "Я счастлив", а так он только изредка подносил Иринину руку к губам и целовал. Домчались они быстро. Ота расплатился, вышел, помог выйти Ирине. Стол был накрыт, как и в прошлый раз - легкая закуска, сухое грузинское вино. Молчали, но неловкости не было. Ота усадил Ирину, налил ей бокал вина: ''Пью за твою красоту". Ирина опустила глаза - не любила цветистых комплиментов. Но Ота этим и ограничился. Через несколько минут он подошел к Ирине, положил руки на плечи, заглянул в глаза. Ирина поднялась к нему навстречу, и мгновенно оказалась - в его объятиях, голова закружилась, подхватил вихрь страсти его ли, ее ли - все последующее и было этим вихрем. Как на бешеной карусели неслись они над землей, то чуть выше взмывали к небу, то чуть ближе опускались к земле, но все это было движение, порыв, взвевание, дуновение. Наконец, карусели остановились - они шатаясь, с кружащимися еще головами опять вышли на солнечный свет, ногами коснулись твердой поверхности. Когда они вновь вернулись к столу, разговор их длился неспешно, огромная нежность теперь была и в руках, и во взгляде Ота, и нежность чувствовала в себе Ирина. Почему-то вспомнилась вдруг кассета: